Мохнатый бог

Геолог N поздно вечером возвращался из маршрута на базу. Подойдя к берегу протоки, в которой находилось нерестилище кеты, он остановился передохнуть. В наступившей тишине он вдруг явственно услышал характерные шаги медведя по гальке — по характерному костяному стуку — его издают когти, ударяясь о камни. N присел на кромку берега и приготовился стрелять — он был вооружён кавалерийским карабином Мосина, традиционным оружием экспедиций 60-70-х годов. Медведь, судя по шагам, пыхтению и плеску воды, находился совсем неподалёку — метрах в двухстах, за поворотом реки, и собирал там снулую рыбу. И похоже, не очень торопился приближаться к охотнику, застывшему в засаде. Тут у охотника обнаружился в плане некий принципиальный недостаток — дело происходило в сумерках, а, как известно, на Севере вечером темнеет катастрофически быстро. Таким образом, когда медведь приблизился к засаде, не было уже видно ни зги. Тем не менее N решил вознаградить себя за час ожидания, выбрав в темноте место потемнее и наведя туда ствол карабина, как принято говорить, «по ощущениям», выпустил туда всю обойму. Оценить эффект этой меры может в некоторой степени только тот, кто упражнялся в стрельбе из подобного оружия в темноте — вечернюю прозрачную тишину разорвал грохот, сопровождаемый фейерверком искр, летящих из укороченного ствола.

При всём глубочайшем уважении, которое, как всякий мужчина, я испытываю к женскому воплю, я не думаю, что Машенькин крик, сколь бы он ни был неожидан, мог соперничать с серией выстрелов из боевого оружия. Тем более что уровень внезапности и там и тут был, пожалуй, одинаков. Тем не менее на месте медведь не помер. И даже не помер вовсе, потому что на следующий день стрелок попытался протропить этого зверя с собаками. Вероятнее всего, его подвели «ощущения», а один испуг, без пули, не дал надлежащего эффекта.

Глава 15 Охота на лабазе

Территория нынешней Карелии всегда была одним из самых «медвежьих краёв» России. Потому неудивительно, что именно здесь охота на них была во все времена развита очень широко.

По утверждению Гартвига, «в Олонецкой губернии ежегодно убивается до 400 медведей. Обширные Вологодские леса доставляют… 300 медведей…» (для конца XIX века). Как это происходило, можно судить, пожалуй, из нижеследующего отрывка.

М. М. Пришвин пишет, что самый обычный способ охоты на медведя в Олонецкой губернии — с помощью «кляпцов» и «ловаса». «Кляпцы», по определению Пришвина, — это две тяжёлые железные дуги с острыми зубьями, захлопывающиеся в виде пасти, а «ловас» — это помост, устраивающийся между двумя или тремя близко стоящими соснами (т. е. то, что в других российских местностях принято называть «лабазом»).

«На этот ловас у роненой скотины и садится полесник с ружьём караулить медведя. Он садится наверх, конечно, не оттого, что боится, а для того, чтобы ветер не доносил до чуткого зверя человеческого духа. По мнению Филиппа (полесника, друга М. Пришвина. — М.К.), медведь не только хорошо чувствует присутствие человека, но даже знает его след. Чтобы отвести след, к ловасу непременно приходят двое: один влезает наверх, а другой уходит и по дороге домой нарочно шумит, кричит, даёт знать медведю, что полесник ушёл. Другой же полесник, на ловасе, сидит, не шелохнётся и зорко смотрит, потому что медведь идёт так тихо, что услыхать его невозможно: ни один сучок не треснет. Медведь может почуять полесника, далеко не доходя до ловаса, но полесник должен заметить его издали, следить за всеми его движениями. Наконец, полесник, часто прокараулив несколько ночей, видит, как он ползёт на брюхе, подняв кверху голову и озираясь кругом. Подпустив его как можно ближе, полесник стреляет».

Так описывает классическую охоту с лабаза, или ловаса, М. Пришвин. Конечно, здесь, как и во многих литературных описаниях такого рода, заметна большая доля преувеличений — к ним можно отнести утверждение, что «медведь знает человека по следу», подходя к приваде, «ползёт на брюхе, подняв голову кверху». У других классиков охотничьего жанра, например Л. П. Сабанеева, в это описание добавляются некоторые детали, в частности, вокруг туши павшей или задранной медведем (у Пришвина — роненой) скотины лучше сложить и крепко связать невысокий сруб. При этом, замечает Л. П. Сабанеев, «для сруба всего пригоднее берёза, так как белая кора её хорошо видна и в сумерки, и медведь, подошедши к падали, лучше выделяется на её белом фоне».

В другом месте Сабанеев более подробно останавливается на устройстве непосредственно самого лабаза: я не откажу себе в удовольствии процитировать здесь полностью это описание из его «Календаря природы».