— Скорей всего, — попытался отмахнуться Герман и посоветовал, чтобы чем-то занять мозг разъярённой пенсионерки: — Сначала составьте независимый акт о нанесённом ущербе.
— Вы будете составлять?
— Непременно, — растерянно выговорил он, не отводя взгляда от фигурки не то в трикотажном домашнем костюме, не то в пижаме.
Нечто совсем коротенькое, фривольное, в то же время целомудренное, почти детское. Голубые шорты с изображением жизнерадостных слонов, едва прикрывающие ягодицы, и майка, под которой не было бюстгальтера. Зато грудь была…
— Я вам позвоню, когда буду вызывать, — спешно попытался он отмазаться от соседки и ловко забрал у неё ведро. — Зинаида Николаевна, давайте я сам, быстрее будет, а вы идите домой.
— И то правда, — всколыхнулась соседка. — Вы уж не забудьте позвонить!
— Обязательно.
Вдвоём они устраняли последствия потопа. Ярина в своих шортиках, из-под которых время от времени мелькали белые трусы с кружевной тесьмой — невинно-провокационные, соблазнительные до одури, до боли в глазах и в паху. И Герман — без носков и обуви, без пиджака, с закатанными рукавами брендовой рубашки. На стоимость брюк итальянского дома мод ему было плевать.
— Всё, — подытожил Герман, когда работа была закончена, последнее ведро с остатками воды отправилось в канализацию. Скинул влажную рубашку и отшвырнул её, остался лишь в брюках.
— А? — тут же переспросило чудо в голубой пижаме, отбрасывая половую тряпку, сделав шажок в сторону говорящего, будто не расслышало простое слово «всё».
Ярина споткнулась на ровном месте, не отводя взгляда от стоявшего у межкомнатного дверного проёма Германа, и полетела прямо в его сторону. Как в мелодраме. Встреча разгорячённого тела с таким же разгорячённым, дыхания с дыханием, взгляда со взглядом.
Герман подхватил свалившийся на него нечаянный соблазн, крепко вцепился, не в силах отпустить. Ярина замерла, и он разглядел, насколько на самом деле синие у неё глаза. Невероятные, космические, с прожилками ярко-голубого, с ободком цвета индиго.
Не контролируя себя, перехватил сильнее, опустил руку на тоненькую талию, не отдавая себе отчёт, что вторая ладонь тянется ниже черты, за которой заканчивается приличие и начинается соблазн или соблазнение, как посмотреть. Совсем рядом, близко-близко перед глазами маячили изящные ключицы, открытые благодаря тонким тесёмочкам майки. Чёртовы ключицы, которые хотелось поцеловать, пройтись языком, нырнуть в ярёмную ямку, очертить круг, продолжить путь, остановившись у области за крохотным ухом. Напоследок сжать губами мочку.
Герман ощутил, как девичье тело в его объятиях напряглось. Липкое до тошноты ощущение неправильности заставило тут же отпустить руки:
— Собирайся… — Всё, что он сумел произнести.
— Куда? — Ярина виновато прятала взгляд.
— Ко мне, конечно. Здесь оставаться нельзя.
— К вам?..
— Искать гостиницу некогда. Собери самое необходимое, и поехали, — отдавал он короткие распоряжения, боясь, что голос дрогнет, выдаст его состояние.
Впрочем, если Ярина не дурочка, она прекрасно почувствовало его возбуждение собственным животом.
*
Глава 4
Герман прошёлся по гулкому от повисшей тишины дому. На первом этаже бесшумно передвигалась прислуга. Женщина лет пятидесяти, раньше он её не встречал, старательно протирала пыль. Увидев незваного гостя, вытянулась по струнке, ожидая распоряжений, Герман лишь кивнул, показывая, что не стоит отвлекаться.
На телефонные звонки Нина не отвечала. Ни на первом, ни на втором этажах её не нашлось. В саду было пустынно, как на кладбище в непогожий день. Герман невольно вздрогнул от сравнения. Придёт же в голову! Охранник отчитался, что Нина Александровна не отлучалась, более того, уже неделю не выезжала из дома.
Потратив несколько минут на раздумья, Герман двинулся в кабинет Дмитрия Глубокого. Открыв дверь, он ожидаемо уставился на расположившуюся в просторном мягком кресле Нину. Шёлковая пижама, взлохмаченные светлые волосы собраны резинкой, бледная.
— Привет. — Герман уселся на кресло рядом, оглядел приёмную мать с головы до ног и обратно.
Ещё молодая, всегда подтянутая, улыбчивая женщина медленно, но неумолимо превращалась в тень прежней себя.
— Что-то случилось? — бесцветно спросила Нина.
— Необходима веская причина, чтобы навестить маму? — Герман выдавил улыбку, надеясь, что выглядит достаточно искренним.
— Рассказывай, раз приехал. — Нина посмотрела на сына потухшим взглядом. — Поведай, какая муха тебя укусила, что ты поселил
— Нина, я говорил.
— Да-да. Сиротке же больше негде жить, — ехидством, сочившимся из каждого слова, можно было прожечь легированную сталь.