Моё солнечное наваждение

В любом из существующих миров была лишь одна девушка, которую он искренне хотел видеть в своей жизни и постели, без оговорок и условий. Девушка, чьё имя буквально сводило с ума — Ярина. От воспоминаний о которой хотелось выть, лезть в петлю, идти убивать. Та, которая считает его старшим братом, а он не станет пачкать её искренность в грязи собственных желаний. Перетерпит влюблённость, как зубную боль.

— Сумочку из новой коллекции, — Ангелина назвала знаменитый бренд, без которой ни одна эскортница не могла считаться успешной по их, шлюшечьей, градации.

— Сколько? — уточнил Герман стоимость, которая, впрочем, не вызвала удивления.

— Я буду очень-очень стараться, — залепетала Ангелина, тут же становясь на колени перед Германом, готовая показать прямо здесь и сейчас, как именно она будет стараться.

— Тебе пора, — отодвинулся он, одёргивая руку с алым маникюром от резинки домашних штанов.

— Зайчик!

— Будет тебе сумочка, на этом всё до конца месяца, поняла меня?

— Хорошо, — как болванчик закивала Ангелина, мгновенно подскочила и счастливым мотыльком поскакала вглубь пентхауса одеваться.

Чёрт! Ни один минет не стоил таких денег! Однако, Герман платил не только за секс, но и за верность, чистоплотность, уверенность в том, что не обнаружит никаких сюрпризов ниже пояса. Никаких инфекций, незапланированных беременностей. Платил за умение держать себя на людях, подавать в лучшем виде, как запечённого кролика под соусом из чернослива.

Ровно в оговоренное время Герман остановился на знакомой узкой улочке, позвонил «сестричке», сказал, что ждёт. Охренеть, какой хороший, мать его, старший, черт его раздери, брат!

Давно спала оглушающая июльская жара, и несмотря на близость осени, погода всё ещё стояла летняя. Ярина выскочила из подъезда в светлых брючках, обтягивающих стройные, при этом сформировавшиеся, бёдра, и широкой футболке с забавным принтом, заправленной одной стороной за пояс. За плечами кожаный рюкзачок, на ногах кроссовки, неизменные разные носки, в этот раз с блёстками. Что и говорить, роковая дама сердца во всей красе.

За руку она тащила Царевича свет Елисея, одетого, как типичный восемнадцатилетний пацан. Узкие, короткие джинсы, заставляющие Германа содрогаться каждый раз, когда он видел обтянутые тканью, тощие ноги, и толстовка. Выделяла Елисея причёска, вернее, цвет волос. Розовый! Короткие волосы торчали равномерным ярким ёжиком, вызывая желание сбрить его к чертям. Справедливости ради, не так и много видел Герман выпускников школ, может, они сейчас все как один шокируют окружающих яркими красками на бестолковых головах.

Ярина забралась на заднее сидение. Елисей успел оглядеть её сзади, плотоядно улыбнуться, нервно облизнуть губы, жадно сглотнуть, пока та устраивалась, только потом уселся сам. Герман с методичностью ребёнка с отставанием психического развития считал до пятидесяти и обратно, лишь бы не размозжить розовую голову наследника благородного семейства.

Герман отлично понимал, Елисей — парень Ярины, имеет право смотреть сколько угодно, тем паче — никто не возражает. Отдавал себе отчёт, что розоволосое недоразумение не только смотрит, но и делает массу других вещей, возможно, таких, до которых извращённый опыт тридцатитрёхлетнего мужика не доходил.

Когда пускаться в тяжкие эксперименты? Герман отлично помнил себя в восемнадцать. У него срывало крышу просто от факта дозволенности секса. Хотелось попробовать всё, испытать на собственной шкуре все виды и вариации, хоть сколько-нибудь укладывающиеся в понятие «нормы». Фольклорная парочка должна пройти тот же путь понимания, принятия собственной сексуальности.

Благие мысли, самовнушение не помогали. Каждый раз, когда Герман бросал взгляд через зеркало заднего вида, возникало с трудом контролируемое желание вдавить тормоз, выскочить из автомобиля, вытащить розовоголового и размозжить его череп о капот.

Нужно заканчивать с этим дерьмом! Хватит играть в добренького братика, надоело представлять, как убираешь с дороги тщедушного «соперника», совсем мальчишку. Вдавливаешь в себя на удивление ладное тело Ярины, впиваешься в губы ненасытным, жадным поцелуем, а потом любишь, любишь, любишь её до головокружения, потери дыхания, прекращения активности головного мозга, асистолии, попросту — смерти. Потому что после такого рая жизнь на земле не нужна.

Он ещё раз посмотрел на заднее сидение. Ярина, подвинувшись к окну, рассматривала знакомые пейзажи, дула на стекло, водила пальцем, оставляя какой-то рисунок. Елисей пытался пересесть ближе, перебирался по сантиметру на правую сторону, протянул руку, чтобы обнять. Не тут-то было, Ярина увернулась.