Моё пост-имаго

Мой отец почти все время проводил в своем кабинете, читал старинные книги по истории войн, и больше его практически ничто не заботило, матушка пропадала в Женском клубе светских львиц, и я долгое время считал, что это нечто вроде зоопарка, но сугубо для благородных дам. Вы не понимаете, зачем я все это рассказываю? Удивляетесь, быть может, отчего я делюсь всем этим с совершенно незнакомыми людьми? Что ж, когда вы узнаете все, то поймете, что мною двигало при организации экспедиций, почему я раз за разом финансировал то, что другие назвали бы «заведомо провальным предприятием».

Так вот. Единственный перерыв в нескончаемой учебе у меня начинался сразу после обеда и длился совсем недолго. Каждый день ровно на двадцать пять минут меня выпускали в обнесенный высокой кирпичной стеной сад, где за мной неусыпно следила няня. Разумеется, бегать, прыгать или праздно сидеть на лавочке у куста сирени мне было строго запрещено, и я просто слонялся, пока меня не звали обратно в дом.

То, что изменило мою жизнь, произошло в одну из таких «прогулок». Мне было около восьми лет, и я гулял в положенное время в саду. Бродил вдоль поросшей плющом стены и вслушивался в звуки, доносящиеся с улицы. Представлял себе, что там разливается море, по которому плавают корабли и лодчонки, думал, что будет, если проковырять в стене дырочку: не польется ли мое вымышленное море в сад? Няня закричала со скамейки у крыльца: «Осталось шесть минут!». Я хорошо все это запомнил, так как тогда я впервые увидел… ее.

Над оградой что-то трепыхалось. Это что-то было размером с мою тогдашнюю детскую ладонь, сине-зеленое, с несравненной красоты крылышками – порхало, временами замирая в воздухе. Теперь-то я знаю, что это была Совка-Искусница, самая обычная бабочка из тех, что водятся в парках и скверах Сонн, но тогда для меня это существо стало подлинным чудом. Я был поражен. Бабочка мельтешила кругом, порой садилась на цветки плюща, шевелила усиками. Прекраснее создания я не встречал в своей жизни.

Я больше не видел в саду Совку-Искусницу, но стал замечать прочих бабочек. Мы жили рядом с парком, и там их было много. Именно бабочки заставили меня впервые в жизни рисковать. Из ящика отцовского письменного стола я стащил старый военный бинокль, принадлежавший моему деду. И в любую свободную минуту, прячась от всех с этим биноклем, я наблюдал за парком. Они летали там, непохожие друг на друга, большие и маленькие. Я зарисовывал их в свою тетрадку, которую прятал под периной. У меня не было цветных карандашей, и все бабочки, появлявшиеся в тетради, выходили в разных оттенках серого, но в моих глазах это ни в коем случае не умаляло их великолепия.

А однажды я пошел на совсем уж рискованный шаг. К нам пришел адвокат отца, старый-престарый джентльмен, служивший еще моему деду. Выждав момент, когда он уже уходил, я догнал его у лестницы и попросил в следующий раз, когда он придет, принести с собой книгу о бабочках. Мол, ее просил мой отец, но он забыл сразу ему сказать о ней. Старик спросил, какая именно книга о бабочках интересует моего отца, и я ответил, что любая. Теперь я, разумеется, осознаю, что он все понял. А тогда я был горд собой, думал, как хитро я все обставил, в то время как моя ложь была неочевидна лишь для меня самого.

Через неделю старый адвокат вернулся. Я ждал его больше, чем праздника Нового Года, единственного дня в году, когда меня освобождали от учебы на целых полдня. И прежде чем зайти в отцовский кабинет, старик подошел ко мне в коридоре и вручил крошечную книгу в зеленом переплете. Она так и называлась: «Маленькая книга о Бабочках». Это было мое первое учебное пособие, связанное с чешуекрылыми, и я его выучил наизусть.

Я рос, и меня стали выпускать. При каждой возможности, когда я куда-то выходил с няней, я выискивал взглядом бабочек, запоминал их, а после пытался выяснить, как они зовутся. И так, благодаря этим бабочкам, оставшаяся часть моего детства прошла довольно неплохо.

Родители хотели, чтобы я пошел по стопам деда и стал военным, и решили, что мне следует поступить в военно-морской университет «Мареннорд» на факультет Морского Флота и Акванавтики. Но я хотел другого. Мне едва-едва удалось их уговорить позволить мне поступить в академию воздушного сообщения «Райтломм» на факультет Военно-Воздушного Флота и Аэронавтики. Особой разницы они не увидели, ведь и там, и там значилось «флот». На тот момент воздушный флот Габена представлял собой совсем жалкое зрелище: почти все было разворовано при батюшке нынешнего господина бургомистра, но меня волновало лишь то, что я освободился от гнета родителей, домашних учителей и нянь-надсмотрщиц.