Моё – Ей

По зеленым зыбям бора,
По верхушкам по лесным,
Ходит рокот разговора,
Изумрудный веет дым.

  В этой пустыни сосновой
  Говорит сосна к сосне
  Об игре минуты новой,
  Звонкой в солнечном огне.

Был зимой он в переделке,
Вековой высокий бор.
Хоронились в дуплах белки,
Слыша свист и вьюжный хор.

  Только выглянут из щелки,
  И опять скорей в дупло.
  А в ночах тоскуют волки,
  Алчный глаз горит светло.

И поджарая волчица,
Запрокинув кверху пасть,
Ноет-воет как вдовица,
Голод – лютая напасть.

  Были стойкие морозы,
  Стыли груды облаков,
  Как придуманные козы
  Возле снящихся быков.

Вскаркнув, падали вороны,
Замерзая налету.
В сосны вложенные звоны
Обращались в хрипоту.

  Но мороз к морозу лютый,
  Гаркнув, бросил булаву,
  И весеннею минутой
  Солнце вышло в синеву.

Белка к белке говорила,
Вскачь опрыгав сосен пять,
Что размывчивая сила
Огнесветится опять.

  Нет запястий из жемчужин,
  Растопились бусы льдин,
  И зеленый говор дружен
  Колоколящих вершин.

Волнозвонный рокот хора
Возвещает по верхам: –
«Изумрудной Деве Бора
Ныне день введенья в храм».

Воистину

Мне хочется грусти утонченно-нежной, которой минувшего жаль.
Вся в кружеве черном, с улыбкой печальной, она открывает мне даль.
Из комнаты тесной, где стынут портреты, она отворяет мне дверь.
Туда, где не спеты живые заветы, все – завтра и только – теперь.
Повисли сережки березы плакучей, на иве желтеют цветы.
Христосуясь с милым, «Воистину!» молвив, мне душу овеяла ты.
«Воскресе! Воскресе!» В церковной завесе все складки вещали о том.
В усадьбе, и в саде, и в поле, и в лесе весь воздух был полон Христом.
Из черной земли, из разъятой, богатой, дышала воскресшая весть.
Зеленые травки качались, встречались, в лучах расцвечались, не счесть.
Малиновка пела, скворцы суетились, от ласточки – каждой избой
Как будто владело не горе, не дело, а щебет и сон голубой.
Кто мог бы подумать, что древле распятый узнает распятье опять,
Что в жизни и жизни порвутся напрасно, кровавую примут печать.
Ты, с кроткой улыбкой, вся в облаке черном, зажги безглагольно свечу.
И молви, когда же не тенью пойду я, а к новым лучам по лучу,
Когда истощатся бесовские дымы, в которых вся жизнь – водоверть?
И молвлю «Воскресе!», воистину слыша, что смертью исчерпана смерть.

В несбыточном

1