Моя жизнь. Встречи с Есениным

И наступил день, когда, вернувшись из Национальной галереи, где прослушали интереснейшую лекцию о «Венере и Адонисе» Корреджо[15], мы нашли дверь захлопнувшейся перед нашим носом, меж тем как все наши скудные пожитки остались внутри, а мы на пороге. Проверив сбои карманы и обнаружив, что у нас у всех осталось около шести шиллингов, мы отправились к Мраморной арке и Кенсингтонским садам, где уселись на скамье, чтобы обдумать ближайшие шаги.

Глава седьмая

Если бы мы могли просмотреть в кинематографе нашу собственную жизнь, разве мы не изумились бы и не воскликнули: «Неужели это было со мной?» Вероятно, четверо людей, которых я вспоминаю шагающими по лондонским улицам, вполне могли бы возникнуть и в воображении Чарлза Диккенса, и в настоящую минуту я едва могу поверить в их реальность. Неудивительно, что мы, молодежь, сохраняли веселость при таком скоплении неудач, но то, что моя мать, испытавшая столько трудностей и злоключений в своей жизни и уже немолодая, могла воспринимать их как обычный ход вещей, ныне, когда я вспоминаю эти дни, кажется мне невероятным.

Мы шагали по лондонским улицам, не имея ни денег, ни друзей и никаких надежд найти убежище на ночь. Мы совершили набег на две или три гостиницы, но владельцы их оказались твердыми, как гранит, в своих требованиях уплаты авансом, ввиду отсутствия у нас багажа. Под конец мы не пренебрегли и садовой скамьей в Грин-парке, но даже тут появился огромный полисмен и велел нам убраться.

Так продолжалось трое суток. Питались мы грошовыми лепешками, и все же наша изумительная жизненная сила была такова, что, невзирая ни на что, мы проводили целые дни в Британском музее. Помню, как я читала английский перевод «Путешествия в Афины» Винкельмана[16] и, совершенно позабыв о нашем бедственном положении, заплакала — не над собственными мытарствами, а над трагической смертью Винкельмана.

Но на рассвете четвертого дня я решила, что нужно что-нибудь предпринять. Предупредив свою мать, Раймонда и Элизабет, чтобы они следовали со мной, не произнося ни слова, я направилась прямо в одну из лучших лондонских гостиниц. Я сказала ночному швейцару, который наполовину спал, что мы только что приехали с ночным поездом, что наш багаж должен прибыть из Ливерпуля и чтобы он отвел нам пока что комнаты и заказал завтрак, состоящий из кофе, гречневых пирогов и прочих американских деликатесов.

Весь день мы проспали в роскошных постелях. Время от времени я телефонировала вниз швейцару, горько жалуясь, что наш багаж еще не прибыл.

— Нам ни в коем случае нельзя выйти, не переменив платья, — заявила я, и в этот вечер мы обедали в наших комнатах.

На рассвете следующего дня, рассудив, что хитрость достигла своего предела, мы выбрались тем же путем, каким и проникли, но на этот раз не разбудив ночного швейцара.

Мы снова очутились на улицах, однако уже хорошо подкрепленные и готовые опять стать лицом к лицу с миром. В это утро мы добрели до Челси и сидели на кладбище у старой церкви, тут я заметила газету, валявшуюся на дорожке. Подняв ее, я наткнулась взглядом на заметку, сообщавшую, что известная леди, в доме которой я танцевала в Нью-Йорке, наняла дом на Гросвеноре и дает большие приемы. Меня осенило внезапное вдохновение.

— Подождите здесь, — сказала я остальным.

Я одна нашла дорогу на Гросвенорскую площадь и застала даму дома. Она приняла меня очень ласково, я рассказала ей, что приехала в Лондон и танцую в гостиных.

— Это как раз подходит для моего приема с обедом в пятницу вечером, — сказала она. — Не могли бы вы исполнить после обеда некоторые из ваших интерпретаций?

Я согласилась и деликатно намекнула, что мне необходим небольшой аванс, чтобы закрепить ангажемент. Она была в высшей степени любезна и немедленно выписала чек на десять фунтов, с которым я помчалась сломя голову на кладбище в Челси, где застала Раймонда рассуждающим о платоновской идее души.

— Я буду танцевать в пятницу вечером в доме м-с X. на Гросвенорской площади. Вероятно, будет присутствовать принц Уэльский. Мы разбогатели! — И я показала им чек.

Раймонд сказал:

— Мы должны взять эти деньги, найти студию и заплатить за нее вперед за месяц, чтобы никогда больше не подвергать себя оскорблениям со стороны этих низких, пошлых хозяев меблированных комнат.