Моя жизнь среди индейцев

— Сразу видно, — ответил он, — что ты не женат. Запомни, друг мой: двое мужчин могут мирно и долго дружить, но женщины — никогда. Не пройдет и трех дней, как они начнут ссориться из-за пустяков, да еще будут пытаться втянуть в свои раздоры мужей. Вот почему мы живем отдельно — чтобы не ссориться с женами. Сейчас они любят друг друга, так же как любим друг друга и мы. К счастью для всех, у нас две палатки, два очага, два вьючных комплекта и прочный мир.

Подумав, я понял, что они правы. У меня были знакомые две сестры, белые,

— впрочем, это особая история. Замужние женщины ни белые, ни индианки не могут в мире и дружбе вести общее хозяйство.

Я наслаждался жизнью в этом большом лагере с семьюстами палаток — в них жило около трех с половиной тысяч человек. Я научился игре в колесо и стрелу и другой, в которой партнер прячет в одной руке кусочек кости; я даже выучил песню игроков, которую поют вечерами вокруг очага в палатке, когда играют в угадывание кости. Я ходил смотреть на танцы и участвовал в танце «ассинапеска» — танце ассинибойнов. Учтите, что мне еще не исполнилось двадцати лет; я был еще мальчик, и притом, может быть, более глупый, более беззаботный, чем большинство юношей.

В танце ассинибойнов участвуют только молодые неженатые мужчины и девушки. Старшие, родители и родственники, бьют в барабаны и поют песню, сопровождающую этот танец, очень оживленный и довольно свободный. Женщины сидят на одной половине палатки, мужчины на другой. Начинается пение, в котором участвуют все. Танцующие становятся друг против друга, они приподнимаются на носках, затем опускаются на пятки, сгибая колени. При этом они выступают вперед, сближаясь, затем отступают, снова сходятся и снова отступают много раз; все поют, все улыбаются, кокетливо заглядывают друг другу в глаза. Танец длится, бывает, несколько часов, с частыми перерывами для отдыха, иногда чтобы поесть и покурить. Но самое интересное наступает в конце праздника. Снова ряды юношей и девушек сблизились; внезапно одна из девушек поднимает свой плащ или накидку, набрасывает его на голову себе и выбранному ей юноше и крепко целует его. Зрители заливаются смехом, барабаны бьют еще громче, песня становится еще звонче. Ряды отступают назад — у избранника очень смущенный вид, все рассаживаются по местам. Расплата за поцелуй происходит на следующий день. Если молодому человеку девушка очень нравится, он может подарить ей лошадь или двух лошадей; во всяком случае он должен сделать ей подарок, хотя бы медный браслет или нитку бус. Мне кажется, что я был «легкой добычей» для этих бойких и, боюсь, корыстолюбивых девиц, так как меня накрывали плащом и целовали чаще, чем всех остальных. А на следующее утро три или четыре девушки со своими матерями являлись на наш торговый пункт; одной нужно было дарить много ярдов яркого ситца, другой красную шерсть и бусы, третьей одеяло. Они разоряли меня, но когда танцы устраивались снова, я опять участвовал в них.

Я танцевал, играл в азартные игры, участвовал в скачках, но все же моя жизнь в лагере не была только одной непрерывной цепью легких развлечений. Я часами просиживал со знахарями и старыми воинами, изучая их верования и обычаи, слушая их рассказы о богах, повествования о войне и охоте. Я посещал различные религиозные церемонии, слушал патетические обращения знахарей к Солнцу, когда они молились о здоровье, долголетии и счастье своего народа. Все это было чрезвычайно интересно.

Увы, увы! Почему эта простая жизнь не могла продолжаться и дальше? Зачем железные дороги и мириады переселенцев наводнили эту чудесную страну и отняли у ее владельцев все, ради чего стоит жить? Индейцы не знали ни забот, ни голода, не нуждались ни в чем. Из своего окна я слышу шум большого города и вижу бегущие мимо торопливые толпы. Сегодня резкая холодная погода, но большинство прохожих и женщин и мужчин легко одеты, лица у них худые, а в глазах светятся грустные мысли. У многих из них нет теплого крова для защиты от ненастья, многие не знают, где добыть пищу, хотя они рады были бы изо всех сил работать за пропитание. Они «прикованы к тачке», и нет у них другой возможности освободиться, кроме смерти. И это называется цивилизация! Я считаю, что она не дает ни удовлетворения, ни счастья. Только индейцы, жители прерий, в те далекие времена, о которых я пишу, знали полное довольство и счастье, а ведь в этом, как нам говорят, главная цель человека — быть свободным от нужды, беспокойства и забот. Цивилизация никогда не даст этого, разве что очень-очень немногим.

Глава IV. ПОХОД ЗА ЛОШАДЬМИ