Моя жизнь. Моя любовь

Я жила под необыкновенным гнетом, похожим на зловещее предчувствие, и часто по ночам вскакивала, охваченная внезапным страхом. Я стала зажигать на ночь лампадку и однажды увидела при ее слабом мерцании отделившуюся от креста напротив кровати черную фигуру, приблизившуюся к моим ногам и глядевшую на меня грустными глазами. На несколько секунд я оцепенела от ужаса, затем зажгла свет. Фигура исчезла. Эта странная галлюцинация, первая в моей жизни, стала повторяться время от времени. Я так была встревожена видениями, что однажды за обедом у моего милого друга г-жи Рашель Бойер поделилась с ней моими страхами. Она забеспокоилась и с обычной отзывчивостью настояла на том, чтобы немедленно вызвать по телефону своего доктора. «У вас, наверное, какая-нибудь нервная болезнь», – заявила она. Приехал молодой и красивый доктор Ренэ Бадэ, и я ему рассказала о своих видениях.

– У вас нервное переутомление; на несколько дней вам придется уехать в деревню.

– Но у меня контракт на спектакли в Париже, – отвечала я.

– Тогда поезжайте в Версаль – это так близко, что вы можете приезжать в город на автомобиле.

На следующий день мы уже уложили наши чемоданы и готовились сесть в автомобиль. Внезапно у калитки показалась стройная фигура в трауре и медленно стала приближаться. Была ли это игра моего расстроенного воображения или действительно передо мной был призрак, являвшийся мне по ночам? Фигура подошла ко мне.

– Я убежала, – сказала она, – чтобы вас повидать. Последнее время вы стали мне сниться, и я чувствовала, что должна на вас посмотреть.

Тут только я узнала в ней бывшую неаполитанскую королеву, у которой всего лишь несколько дней тому назад я была с Дердре. Помню, как я сказала дочери:

– Дердре, мы едем в гости к королеве.

– О, тогда я должна надеть свое парадное платье, – ответила девочка.

Так она называла замысловатое творенье Пуарэ – платьице со множеством оборок.

Я потратила много времени на то, чтобы научить ее делать настоящий придворный реверанс. Дердре была в восторге, но в последнюю минуту расплакалась, заявив: «О, мама, я боюсь ехать в гости к настоящей королеве!»

Вероятно, бедная малютка думала, что ей придется иметь дело с настоящим двором, таким же, как на сцене, но когда в домике у Булонского леса ее представили тоненькой очаровательной женщине с седыми волосами, уложенными в виде короны, она храбро пыталась сделать придворный реверанс, но вдруг рассмеялась и бросилась в раскрытые королевские объятия, нисколько не испугавшись королевы, этого воплощения доброты и благоволения.

Теперь, увидев перед собой королеву, я сообщила ей, что мы уезжаем в Версаль, и объяснила причину отъезда. Она заметила, что будет очень рада нам сопутствовать, так как очень любит неожиданные приключения. По дороге внезапным нежным движением она обняла моих двух крошек, прижимая их к груди. При виде белокурых головок, прикрытых траурной вуалью, я снова испытала гнетущее состояние, так часто мучившее меня в последнее время. В Версале мы вместе с детьми весело напились чаю, а затем я проводила королеву домой. Я никогда не встречала женщины милее, симпатичнее и умнее, чем сестра злополучной Елизаветы.

Проснувшись на следующее утро и увидев в окно чудный парк гостиницы «Трианон», я почувствовала, что все мои страхи и предчувствия сразу рассеялись. Доктор был прав, я нуждалась в свежем воздухе. Увы! Если бы здесь был хор греческой трагедии, он бы напомнил мне случай с несчастным Эдипом, который свернул с намеченного пути, чтобы избежать преследовавшего меня пророческого предчувствия смерти, дети три дня спустя не погибли бы по дороге туда.

Этот вечер мне запомнился особенно отчетливо, так как я танцевала лучше, чем когда-либо. Я перестала быть женщиной, а превратилась в пламя радости, в огонь, в летающее искорки, в клубы дыма, стремящиеся к небу. На прощанье, после многочисленных бисов, я протанцевала Moment Musical. Во время танца что-то пело в моем сердце: «Жизнь и любовь – высший экстаз. И все это мое, чтобы раздать нуждающимся». Мне казалось, что Дердре и Патрик сидят у меня на плечах в полной гармонии и совершенной радости, и, глядя на них во время танца, я встречала их веселый смеющийся детский взор – детскую улыбку – и ноги мои не знали усталости.

* * *

После этого танца меня ожидал большой сюрприз. Лоэнгрин, которого я не видела со времени его отъезда в Египет несколько месяцев тому назад, неожиданно вошел в мою уборную. Он казался глубоко потрясенным моим выступлением и нашей встречей и предложил присоединиться к нам за ужином в комнатах Августина, жившего в гостинице «Елисейские поля».

Мы стали его ждать, стол был уже накрыт, шли минуты, часы, а он все не приезжал. Я разнервничалась до крайности. Хотя я и знала, что он ездил в Египет не один, все-таки была очень рада его видеть, так как не переставала его любить и жаждала показать ему сына, который за отсутствие отца успел подрасти и стать сильным и красивым. Пробило три часа, его все не было, и я, горько разочарованная, уехала к детям в Версаль.