Моя жизнь и стремление. Автобиография

Его листовки с самой отвратительной ложью, которые разошлись по Германии, Австрии, Швейцарии, Италии, Франции, Англии, Северной и Южной Америке.

Он даже обвинил меня в том, что я задушил тестя!

Такое продолжалось до недавнего времени.

Наконец, обвинение в оскорблении следственного судьи и, наконец, что не менее важно, около четырех недель назад жалоба в прокуратуру на меня за инцест, который, как известно, карается тюремным заключением сроком до пяти лет.

Вы видите, что они используют все средства, чтобы «уничтожить» меня!

Выдержать это, не теряя веры в Бога, веру в человечество и любовь к жизни и жизнеспособность — это поступок, на который вряд ли способен каждый.

Я выдержал это, не поддаваясь искушению помочь себе, потому что я ни на мгновение не могу сомневаться в Боге и Его Любви, и потому что в это чрезвычайно трудное время рядом со мной стояло существо, чья устремленная храбрость вознесла меня над всей печалью словно на ангельских крыльях, над всеми страданиями, которым я должен был подвергнуться, а именно, моя нынешняя жена.

Если кто-то имел право писать книги на тему «зверь в женщине», то я вполне мог бы почувствовать себя обязанным издать книгу под названием «Небеса в женщине».

Рядом с такой женщиной, вместе с той, кто является источником всего человечного, чистого, человечески благородного и по-человечески вечного, возможно преодолеть все земные страдания, и возможно достичь в работе всего, что еще впереди, сделав все, что в человеческих силах.

Я больше не так ужасно одинок. Мне больше не нужно черпать только из себя, ведь ко мне присоединилась восхитительно богатая духовная жизнь, благодаря влиянию которой все, что ведет меня к хорошей цели, удваивается.

Сильно страдая физически, я свеж умственно и духовно, по крайней мере, так же полон веры, как и в юности.

Я не настолько глуп, чтобы скрывать тот факт, что меня считают изгоем, изгнанным из церкви, общества и литературы.

Один из них нападает на меня, потому что думает, что я скрытый католик или даже иезуит, другой бьет, потому что думает, что я все еще тайный протестант.

Смогут ли эти двое признаться в том, из-за чего они больше всего бьют?

Меня не трогает то, что меня считают социально мертвым.

У меня нет абсолютно никаких причин желать принадлежности к обществу, с которым я был вынужден познакомиться во время страданий.

Между прочим, мы вместе, я и дама моего сердца, будучи пожилыми людьми, настолько полны внутренней жизнью друг с другом, что не способны даже тосковать по «компании».

Что же касается моей литературной проблемы изгнания, то я могу быть даже доволен ею.

Путем, по которому я иду, еще не ходил никто; так что даже без той ненависти, которая направлена на меня, я был бы одинок.

Я также убежден, что позже, когда вы узнаете меня и то, к чему я стремлюсь, некоторые, а, возможно, даже многие, отделятся от большинства, чтобы присоединиться ко мне.

Старые дороги могут привести только к старым, мертвым ценностям.

Но если вы ищете новых, живых сокровищ, вам также следует идти новыми, а не старыми путями. А у меня — новый!

Судьба моих предыдущих работ определяется только их ценностью или ее отсутствием, ничем другим.

Если они хороши, они останутся, независимо от того, хвалят их в настоящее время или критикуют.

Если они никуда не годятся, они уйдут, независимо от того, отвергают их теперь или нет.

И, что самое главное, их ценность или никчемность определяю только я. Ни один из моих оппонентов, какими бы могущественными и влиятельными они ни были в литературном плане, не может иметь на них ни малейшего влияния. Звучит гордо и хвастливо, но это правда.

Эти работы представляют собой сборники набросков, являются подготовительными упражнениями, подготовкой к тому, что будет позже.

Если это мне удастся позже, тогда все, что я подготовил, оправдано, значит, можно теперь подумать об этом и писать, как или что пожелаешь.

Остается только одно последнее замечание по поводу романов от Мюнхмайера.

Один из моих злейших оппонентов написал, что я не должен никому сообщать о том, что издательство чтива способно превращать романы из моральных — в аморальные; это была бы слишком большая непосильная работа. Как кажется, этому джентльмену нравится быть бесконечно далеко от жизни и целей издателя чтива.

Во-первых, чтобы написать роман нужны время и силы, но изменить роман гораздо легче, проще и быстрее!

Во-вторых, такое изменение ни в коем случае не требует так уж много времени и труда, как думает мой оппонент.

Достаточно вставить несколько слов, чтобы «моральное» перевернуть и превратить в «аморальное».

В-третьих, сил для такой переделки предостаточно, и у них существует такая удивительная согласованность, что даже знаток поражается, с каким объемом они могут справиться.

Я представил доказательства этого и приведу еще.

Часто упоминаемый доверенный Вальтер сидел с Мюнхмайером каждый день с утра до вечера, просто чтобы проделать такую работу, а затем вычитать корректуру, которую автор никогда и не видел.