Моя жизнь и стремление. Автобиография

Она была грустна. Дома оказалось не очень хорошо. Работы не было, а значит, и заработка.

Мама, как и самые бедные люди, пекла на Рождество хотя бы несколько пирогов. В этом году она вряд ли могла себе это позволить.

Но ничего нельзя было сделать, совсем ничего, потому что денег не хватало.

Рождественская свеча не возгорится.

Даже деревянные ангелы младших сестер не должны оставаться без света.

Эти ангелы включали в себя три маленьких огонька, каждый на пять или шесть пфеннигов, но если эти восемнадцать пфеннигов использовались для других, более необходимых вещей, приходилось смириться.

Мне было больно. Сестра плакала у меня на глазах.

Она увидела длинные остатки, которые я только что соскреб с подсвечников.

«Не могли бы мы сделать из них какую-нибудь свечечку?» — спросила она.

«Очень легко», — ответил я. — «Нам понадобятся бумажная трубочка и фитиль, не более того. Но они будут плохо гореть, потому что это вещество теперь можно использовать только для смазки».

«Ну и что же, даже если и так! У нас будет хоть какой-то свет для трех ангелов. Кому принадлежит эти остатки?»

«Собственно, никому. Я должен заботиться о них как дежурный. Выбрасывать их или нет — его дело».

«Значит, мы их не украдем, если мы возьмем с собой?»

«Украдем? Смешно! Никто не может придумать! Все это сало и трех грошей не стоит. Я тебе немного заверну. Мы сделаем из этого три маленьких рождественских огонька».

Сказано — сделано!

Мы были не одни. Там был еще один семинарист. Один из первого класса, на класс старше меня. Я не хочу называть его имя. Его отец был жандармом. Этот доблестный одноклассник все видел. Он не предупредил меня, он ведь был очень дружелюбен, ушел и — сообщил обо мне.

Директор лично приехал расследовать «кражу».

Я очень спокойно признался в содеянном и ответил о совершенном «ограблении». Я, правда, не предполагал этого и не видел ничего плохого. Но он назвал меня «адским персонажем» и созвал собрание учителей, чтобы обсудить меня и наказать. Об этом мне сообщили уже через полчаса.

Я был исключен из семинарии и мог идти куда угодно.

Я сразу же отправился с сестрой — на святые рождественские каникулы — без сала для рождественских ангелов — это были очень мрачные, темные рождественские каникулы.

Я, наверное, уже говорил, что Рождество часто было для меня временем печали, а не временем радости.

В те рождественские дни во мне погасло священное пламя, свет, который был во мне.

Я научился распознавать христианство в его верующих. Я познакомился с христианами, которые вели себя по отношению ко мне не более по-христиански, чем евреи, турки и язычники.

К счастью, Министерство культуры и народного просвещения, в которое я обратился, оказалось более разумным и гуманным, чем руководство семинарии.

Я получил разрешение продолжить прерванное обучение в семинарии в Плауэне. Я проучился там в первом классе год.

Итак, во втором классе и после окончания первого класса я сдал экзамен на учителя, после чего получил свою первую работу в Глаухау, но вскоре переехал в Альтхемниц, в фабричную школу, ученики которой состояли исключительно из весьма взрослых фабричных рабочих.

Здесь и начинаются мои признания. Делаю их, не раздумывая, в соответствии с правдой, как будто имею дело не с собой, а с другим человеком, мне незнакомым.

Я возвращаюсь к бедности своих родителей.

На экзамен требовались фраки с фалдами, что было дорого по нашим меркам. Вдобавок, поскольку я больше не мог выглядеть как ученики, у меня оставались средства для стирки и других необходимых вещей. Мои родители не могли это оплачивать; я должен был принять это во внимание, пришлось взять в долг, чтобы постепенно расплачиваться из зарплаты. Важно было быть экономным и беречь каждую копейку! Я максимально ограничился и отказался от любых расходов, которые не являлись абсолютно необходимыми.

У меня даже не было часов, практически незаменимых для учителя, который должен следить по времени за графиком уроков.

Владелец фабрики, школу которого мне доверили, по контракту устроил меня на квартире. Он облегчил себе задачу. У одного из его бухгалтеров тоже было бесплатное жилье — комната и спальня. До сих пор он владел обоими в одиночку, теперь я поселился там у него; он должен был делиться со мной. Таким образом, он потерял независимость и комфорт; я смущал его в каждом закоулке и углу, вот как это работало. Я понимаю, что меня не особенно приветствовали, и что эта идея сама подсказала ему способ избавиться от такого беспокойства. К тому же я с ним не очень ладил. Я старался угодить ему как можно больше и, поскольку я видел, что он этого желает, относился к нему как к настоящему хозяину помещения. Это заставляло его вести себя контр-дружелюбно. Возможность проявить это случилась очень скоро.