Моя жизнь — что это было?

Через три месяца, в конце ноября вернулся из Америки Олежек. Мы с ним ходили в бассейн и занимались по программе его русской школы. В конце декабря вместе полетели в Нью-Йорк, где после каникул Олег опять пошёл в ньюйоркскую школу, а я вернулась в Валенсию. Правда, ходил он в неё уже неохотно, называл её дебильной, и, наверно, особого стимула у него там учиться не было. По этой причине поссорился с Юлей, даже подрались, и я сказала, что раз так, пусть возвращается, Юля поменяла ему билет и в начале февраля Олег прилетел назад, в Испанию и сказал, что устал летать и больше никуда не полетит.

Я пошла к директору школы, в которую хотела, чтобы Олег ходил, стала просить

принять мальчика. Но директор не вольна была решать эти вопросы; если в классах был полный комплект — 28 человек, то вопрос решало Министерство, а оно не давало разрешения, посылало в другую школу, где был недокомплект. Я уже не знала, что делать и готова была возвращаться в Москву, — ведь Олегу надо было учиться, а в московской гимназии он по-прежнему числился, — несмотря на продолжающееся лечение и строящуюся квартиру, но решила на всякий случай ещё раз зайти в эту школу. И секретарь, увидя меня, обрадовалась, сказала, что не знали, как меня найти, и я поняла, что появилось место — уехал один мальчик. Меня попросили тут же прийти с ребёнком, и мы с Олегом пошли, и с ним разговаривали директор и завуч. Они сказали, что уровень испанского у Олега вполне сносный (хотя он, конечно, стал язык забывать), что надо купить форму, и послезавтра пусть приходит в школу.

На следующий день мы купили почти всё, что было нужно, оставалось купить синий джемпер. И тут Олег объявил, что в школу эту не пойдёт, потому что в последней испанской школе к нему как к русскому плохо относились. Я не знала, что мне делать. Я всё-таки уговорила его пойти со мной в большой магазин, чтобы купить джемпер. Он пошёл, но продолжал твердить, что в школу не пойдёт. Я уговаривала Олега весь вечер. И утром он встал и пошёл, а я перекрестилась. Мы пошли в школу. Я предупредила завуча о беспокойствах Олежки, но он меня заверил, что проблем не будет, что первое время к нему будет приставлен мальчик из класса, который будет его во всём опекать и всё, что нужно объяснять. Так и было. Олежек вернулся из школы довольный и я вздохнула с облегчением.

Несколько слов о школе. Это был частный католический колледж, финансируемый государством. Директором этой школы с названием «Esclavas de Maria» была монахиня, а завучем — мужчина, очень хороший, по всей видимости, человек; обстановка в школе была доброжелательная — никто никого там не травил, и никто из учителей ни к кому не придирался. Уровень дававшихся знаний для Испании был достаточно высок. И не было такого, как в государственных школах, что ничего не задают на дом, здесь всегда задавали.

Олег закончил тот учебный год с хорошими оценками. И сказал, что остаётся в этой школе, остаётся в Испании и больше школу менять не будет. Появились друзья, что для Олега, кажется, вообще самое главное в его жизни. И в этой школе Олег проучился до окончания бакалавриата, т.е. до поступления в Университет. А мы в мае того, 2012 года въехали в новую квартиру, и о нашей дальнейшей жизни — следующая глава.

Отношения с сыном. Разное другое

Итак, мы въехали в совсем небольшую — 50 кв. м, но новую и нашу (!) квартиру в том же районе, недалеко от школы Олега. Банк согласился дать мне условную ипотеку под мои 35 тысяч евро, что я внесла после возвращения мне марушкинских денег (это кроме начального взноса), ипотека была на 10 лет с возможностью закрыть её через пять лет (что я и сделала в дальнейшем, закрыв ипотеку в 2017 году и рассчитавшись полностью с банком).

Приобрели недорогую и самую необходимую мебель. Спальня была одна, и сначала в ней находился Олежек, а я — в общей комнате. Но через год я соорудила в этой большой комнате маленькую студию, и Олег стал спать и заниматься в ней, а я перешла в спальню.

И всё бы было хорошо, но с поведением Олега становилось всё больше проблем. Ещё, когда ему было 11 лет и мы летали в Лондон, его поведение там было не самым лучшим (хозяин хостела, где мы останавливались, пытался объяснять это Олегу). В конце того же лета ездили в Палангу (когда в Москве была жара 35 гр. и горели торфяники); там Олег подружился с двумя мальчиками-братьями из хорошей дружной семьи и как-то пришёл в номер и стал опять плакать оттого, что у него нет такой семьи. (Как тогда, в 7 лет в Испании).

Теперь он был старше. Слушаться он не хотел, помогать не хотел, только хотел играть в комп. игры и играл. Когда я протестовала, кричал: «ты мне никто, чтоб меня лишать — то ли компа, то ли телефона, ты мне тётка чужая!». Да много чего он мог сказать обидного!

Мне было очень больно от этих слов, у меня поднималось давление, мучила бессонница.