Я знал, что в Париже есть вегетарианский ресторан, снял комнату по
соседству с ним и прожил в городе семь дней. Расходы на поездки и на осмотр
достопримечательностей я производил очень экономно. Я осматривал Париж в
основном пешком, пользуясь картой города, а также картой выставки и
путеводителем. Этого было достаточно, чтобы познакомиться с главными улицами
и наиболее интересными местами.
О выставке у меня осталось воспоминание, как о чем-то огромном и
многообразном. Я прекрасно помню Эйфелеву башню, так как дважды или трижды
поднимался на нее. На вершине башни был устроен ресторан, и я позавтракал
там, выбросив семь шиллингов лишь для того, чтобы иметь право сказать, что я
ел на такой большой высоте.
До сих пор в моей памяти сохранились старинные церкви Парижа.
Грандиозность и царящее в них спокойствие незабываемы. Удивительную
архитектуру собора Парижской богоматери, превосходно отделанного и внутри, с
изумительными скульптурами, забыть невозможно. Я ощутил тогда, что сердца
людей, потративших миллионы на строительство подобных храмов, были
преисполнены любви к богу.
Я много читал о парижских модах и о легкомыслии парижан. Подтверждения
этому можно было видеть на каждом шагу, но церкви занимали особое место.
Каждый, входя в церковь, тотчас забывал о шуме и суете снаружи. Менялись
манеры человека, он исполнялся достоинства и благоговения, проходя мимо
коленопреклоненного верующего у статуи пресвятой девы. С тех пор во мне все
более укреплялось чувство, что коленопреклонение и молитвы - не
предрассудки: набожные души, преклоняющие колени перед святой девой, не
могут поклоняться простому мрамору. В них горит подлинная любовь, и они
поклоняются не камню, а божеству, символом которого является камень. Я
почувствовал тогда, что такое поклонение не умаляет, а увеличивает славу
господа.
Должен сказать еще несколько слов об Эйфелевой башне. Не знаю, каким целям
она служит сегодня, но в то время одни говорили о ней с пренебрежением, другие - с восторгом. Помню, что Толстой больше других ругал ее. Он сказал, что Эйфелева башня - памятник человеческой глупости, а не мудрости. Табак, говорил он, худший из всех наркотиков. С тех пор как человек пристрастился к
нему, он стал совершать преступления, на которые пьяница никогда не решится: алкоголь делает человека бешеным, а табак затемняет ум, и он начинает
строить воздушные замки. Эйфелева башня и есть одно из сооружений человека, находящегося в таком состоянии. Искусство не имеет никакого отношения к
Эйфелевой башне. О ней никак нельзя было сказать, что она украшала выставку.
Она привлекала новизной и уникальными размерами, и толпы людей устремлялись
к ней. Она была игрушкой. А поскольку все мы - дети, игрушки привлекают нас.
Башня еще раз доказала это. Этим целям, вероятно, Эйфелева башня и призвана
была служить.
XXIV. "ДОПУЩЕН". - А ЧТО ДАЛЬШЕ?
До сих пор я ничего не сказал о том, что сделал для достижения цели, ради
которой отправился в Англию, а именно для того, чтобы стать адвокатом. Пора
вкратце коснуться этого.
Студент должен был выполнить два условия, чтобы быть официально допущенным
к адвокатской практике: "отмечать семестры" (их было двенадцать, общей
продолжительностью около трех лет) и сдать экзамены. Вместо выражения
"отмечать семестры" существовало другое - "съедать семестры", ибо каждый
семестр полагалось присутствовать по крайней мере на шести обедах примерно
из двадцати четырех. "Съедать семестры" не означало обязательно обедать.
Необходимо было лишь являться к назначенному часу и оставаться до окончания
обеда. Но обычно все ели и пили, кухня была хорошая, вина первоклассные.
Обед обходился в два с половиной - три с половиной шиллинга, т. е. две - три
рупии. Это считалось умеренной платой, так как в ресторане такую сумму
пришлось бы заплатить за одно лишь вино. В Индии нас, т. е. тех, кто еще "не
цивилизован", весьма удивляет, когда стоимость напитков превышает стоимость
пищи. Я тоже поражался тому, как люди решаются выбрасывать столько денег на
спиртное. Впоследствии я это понял. Чаще всего я ни к чему не притрагивался
на этих обедах, так как из подававшихся блюд мог есть лишь хлеб, отварной
картофель и капусту. Но эти блюда мне не нравились, и вначале я их не ел. А
впоследствии, когда они мне понравились, я осмеливался также просить для
себя и другие кушанья.
Обед для старшин юридической корпорации обычно был лучше, нежели обед для
студентов. Один из студентов (он был парс и тоже вегетарианец) и я
попросили, чтобы нам подавали те же вегетарианские блюда, что и старшинам
корпорации. Наша просьба была удовлетворена, и мы стали получать фрукты и
овощи с адвокатского стола.
На четырех человек за столом полагалось две бутылки вина, а так как я к
вину не прикасался, меня всегда приглашали составить четверку, с тем чтобы
получилось две бутылки на троих. В каждом семестре устраивался один
торжественный вечер, когда, кроме портвейна и хереса, подавали шампанское. В
такие вечера на меня был особый "спрос".
Я не мог понять тогда, да и сейчас не понимаю, каким образом эти обеды