Моя жизнь

4 декабря 1925 года родился Леня – наш сын. Роды были тяжелыми. Яков Львович был уверен, что у такой женщины, как я, должны быть легкие роды. Я была неосторожна. Леня был в командировке и должен был приехать. Я собралась встречать его на вокзале. Живот у меня был большой, мне трудно было застегнуть ботинки. Я прижала как следует ногу к животу и почувствовала, что из меня что-то течет, пошла к соседке, та говорит – воды отходят, начались роды. Видно, я раньше срока спустила воды. Так как все были уверены, что все хорошо, меня не увезли в родильный дом. Потом приехал Леня. Помню, они сидели с отцом, играли в шахматы, а я пряталась по темным углам и стеснялась кричать. Потом я уже не стеснялась. Случилось, что ребенок пошел не головкой, а иначе и встал головой на солнечное сплетение. Поэтому отчаянные боли были не родовыми, а непрерывными. Хорошо, что Ревекка Абрамовна, опытная фельдшерица, все-таки приготовила и кипятила у себя дома инструменты, кого-то послали за помощью, дали мне хлороформ, и я уснула. Вытащили моего сына щипцами, повредили ему лицо и вывихнули ножку. Помню, как меня привели в чувство, и я из блаженного небытия снова вернулась к жизни. Сначала услышала, потом увидела, потом ощутила кожей, потом спросила: «Мальчик или девочка?» Потом, увидев, как его пеленала Эстер, я сказала: «Почему ножка кривая?» Эстер сказала: «Мы и не заметили, только мать с одного взгляда может понять беду ребенка». Положили его в бельевую корзинку, в которых носили белье на речку полоскать, и стал он расти. У меня же получился паралич ног, и я лежала одна с Ленечкой в комнате, так как все были на работе, а вечером собирались у Боба в комнате в другом конце дома. Мне в хозяйстве помогала молоденькая девушка из немцев Поволжья. Мне было очень плохо и тоскливо, и я подумала: «Если я останусь инвалидом, Леня меня, конечно, бросит». Поэтому я решила назвать сына Леонидом.

Леня в это время получил из Москвы от «Энциклопедии государства и права» под редакцией Стучки[54] заказ на статью «НЭП». Это была большая (14 страниц в два столбца) и очень ответственная статья, ведь был НЭП, он еще не кончился. Говорят, что она вызывает интерес и в наше время, а Лене было 24 года.

Я лежала по ночам недвижно и смотрела, как он сидел за столом и, не отрываясь, по многу часов работал. Хорошо, что маленький Леня был спокойный. Родители из Красноярска привезли для Лени рояль, и Леня возобновил свою игру на нем. К этому времени мы получили в этом же доме две смежно-изолированные, как теперь говорят, большие комнаты рядом с кухней. А Боб с семьей перебрались в нашу в том же коридоре. Все стало гораздо удобнее. Кроме того, в один прекрасный день явилась Дуняша, которая потом стала членом нашей семьи. Маленькая, черненькая, беззубая, хотя ей было около 40 лет, она сразу полюбила Леньку как своего сына, Леонида Яковлевича обожала, меня терпела. Она и готовила, и стирала, и с Ленькой возилась. Словом, для меня было счастье. Я могла ходить в университет. Друзей у нас было мало. Во-первых, потому, что Леня был занят с утра до ночи. А самое главное – он не пил вина. Где бы ни собиралась компания, везде пили, особенно кто помоложе. Леня же сидел и скучал. Это не значит, что мы не пытались; пытались и звали к себе в гости. Но как-то не получалось. Леня даже попытался напиться несколько раз. Я испугалась – сопьется. Вообще-то в Саратовском университете была партийная молодежь среди преподавателей, но уровень ее был невысок. И вот это пьянство еще. Однажды мы были в гостях у одного видного партийца. Я забыла его фамилию. Я с ним как-то осталась вдвоем в комнате. Он показывал какие-то фотографии. Потом говорит: «Копите деньги!» – «!??» – «Останетесь одна без мужа с детьми, без денег плохо». – «Почему я должна остаться без мужа?» – «Потому что революция пожирает своих сыновей. Мы с женой копим». Это был 1925‐й или 1926 год. Его предсказания сбылись, только и жены не остались с детьми и деньгами. Что было – забрали. Это был НЭП, и с какой стороны он ждал, что его уничтожат, – не знаю.