После Рождества я подписал еще несколько законов и назначил судьей Апелляционного суда Четвертого округа Роджера Грегори, который стал первым в истории афроамериканцем, занимающим этот пост. Грегори обладал высокой квалификацией, а Джесси Хелмс слишком долго препятствовал назначению чернокожих судей. Я использовал так называемое «межсессионное назначение», в соответствии с которым президент обладал правом на один год утвердить в должности судью без одобрения его кандидатуры Конгрессом, который ушел на каникулы. Я был готов держать пари, что новый президент не захочет, чтобы в этом суде на юго-востоке страны заседали только белые судьи.
Я также объявил, что недавно утвержденный бюджет предусматривает достаточно средств, чтобы выплатить накопившийся за прошедшие четыре года государственный долг в размере 600 миллиардов долларов, и, если мы сохраним нынешний курс, то к 2010 году можно будет полностью его ликвидировать и, получив таким образом на каждый доллар налогоплательщиков дополнительные двенадцать центов, использовать эти средства для снижения налогов или для новых инвестиций. Наша ответственная налоговая политика привела к тому, что, несмотря на экономический рост, долгосрочные процентные ставки были сейчас на два процента ниже, чем тогда, когда я стал президентом. Это позволило американцам платить более низкие проценты по ипотечным кредитам, за купленные в рассрочку автомобили, по кредитам для бизнеса и займам для получения образования.
Наконец, в последний день года я подписал договор о вступлении Америки в Международный уголовный суд. Сенатор Лотт и большинство других сенаторов-республиканцев решительно возражали против этого, опасаясь, что американские военнослужащие, находящиеся на территории других государств, могут быть осуждены там по политическим мотивам. У меня это обстоятельство тоже вызывало беспокойство, но договор был составлен так, что, по моему убеждению, подобное случиться не могло. Я был одним из первых мировых лидеров, призвавших к созданию Международного трибунала по военным преступлениям, и считал, что Соединенные Штаты должны поддержать и Международный уголовный суд.
Мы снова, как и в предыдущем году, пропустили «Ренессансный уикенд», потому что хотели всей семьей встретить Новый год в Кэмп-Дэвиде. Я все еще не получил ответа от Арафата, и 1 января пригласил его на следующий день посетить Белый дом. Перед своим приездом ко мне он встречался в отеле с принцем Бандаром и послом Египта. Один из молодых помощников Арафата рассказал нам, что они настойчиво убеждали его дать положительный ответ. Во время нашей встречи Арафат задал мне много вопросов о моем предложении. Он хотел, чтобы Израиль получил «Стену плача», учитывая ее религиозное значение, но утверждал, что остальные двадцать метров Западной стены Иерусалима должны принадлежать палестинцам. Я сказал ему, что он неправ: Израиль должен получить всю Западную стену, чтобы предотвратить возможность использования проходящего под ней туннеля для нанесения повреждений руинам храмов, находящихся под горой Харам. В Старом городе было четыре квартала: Еврейский, Мусульманский, Христианский и Армянский. Предполагалось, что палестинцам отойдут Мусульманский и Христианский кварталы, а остальные достанутся Израилю. Арафат возразил, сказав, что должен также получить часть Армянского квартала, потому что там находились христианские церкви. Я просто не мог поверить, что он со мной об этом заговорит.
Вдобавок Арафат пытался извернуться и не отказываться от права на безусловное возвращение палестинцев. Он знал, что ему придется это сделать, но опасался резкой критики в свой адрес. Я напомнил ему, что Израиль обещал принять некоторых беженцев из Ливана, семьи которых столетиями жили там, где сейчас был север Израиля, но ни один израильский лидер не согласится впустить в страну так много палестинцев, которых через пару десятков лет из-за более высокого уровня рождаемости окажется значительно больше, чем евреев. На Святой земле не могут существовать два государства, в каждом из которых арабы составляют большинство, — Арафат это признал, подписав в 1993 году мирное соглашение, где прямо говорилось о создании двух государств. Кроме того, утверждение мирного договора предполагалось вынести на референдум, и наличие в нем пункта об отказе палестинцев от безусловного возвращения было критическим условием его одобрения гражданами Израиля. В противном случае представлялось невероятным, что израильтяне за него проголосуют. С другой стороны, я полагал, что израильтяне примут план окончательного урегулирования на основе предложенных мною «параметров». Я даже считал, что, если договор будет заключен, у Барака появится шанс победить на выборах, хотя сейчас, по данным опросов, он сильно отставал от Шарона, поскольку израильские избиратели были напуганы интифадой палестинцев и обозлены отказом Арафата заключать мир.