Моя жизнь

Кроме того, крайне застенчивый Рокфеллер был плохим оратором, и эта проблема усугублялась его легендарным пристрастием к выпивке, из-за которого он повсюду опаздывал, так что я по сравнению с ним выглядел чрезвычайно пунктуальным. Однажды он должен был выступать на банкете в Торговой палате в Уинне, центре округа Кросс, на востоке Арканзаса. Уин прибыл туда сильно подшофе, опоздав более чем на час. Поднявшись на трибуну, он начал свою речь: «Я рад возможности находиться здесь, в...». Тут до него дошло, что он не знает, где находится, и он тихо спросил распорядителя банкета: «А как называется это место?» Тот прошептал ему в ответ: «Уинн». Он переспросил еще раз и услышал тот же ответ. Тогда он не выдержал и воскликнул: «Черт побери, я знаю, как меня зовут! А как называется это место?» Эта история моментально разнеслась по всему штату, но обычно ее пересказывали вполне доброжелательно, потому что все знали, что Рокфеллер стал арканзасцем по собственному выбору и заботился об интересах штата. В 1966 году он снова участвовал в выборах, но, хотя Фобус больше не баллотировался, я все же не думал, что он сумеет на них победить.

Кроме того, я собирался поддержать прогрессивно настроенного демократа. Мои симпатии были на стороне Брукса Хейза, лишившегося в 1958 году места в Конгрессе из-за выступлений в поддержку десегрегации Центральной средней школы Литл-Рока. Он проиграл стороннику сегрегации врачу-окулисту Дейлу Олфорду в результате голосования, при котором избиратели сами вписывали в бюллетени фамилии своих кандидатов. Отчасти его поражению способствовало использование при голосовании наклеек с именем Дейла Олфорда, которые люди, не умеющие писать, но уверенные в том, что чернокожие и белые дети не должны посещать одну и ту же школу, могли вклеивать в избирательные бюллетени. Хейз был хорошим христианином и стал президентом Южной баптистской конвенции до того, как большинство моих единоверцев-баптистов решили, что руководить ими и страной могут только консерваторы. Он был изумительным человеком, умным, скромным, веселым и снисходительным даже к молодым сотрудникам избирательного штаба своего соперника.

По иронии судьбы, доктор Олфорд также участвовал в этой губернаторской гонке, но не смог в ней победить, потому что у расистов был еще один кандидат — гораздо более последовательный сторонник их взглядов — судья Джим Джонсон. Начав карьеру с низовых выборных должностей в Кроссете, городке в юго-восточном Арканзасе, Джонсон дошел до поста члена Верховного суда штата благодаря риторике, на губернаторских выборах получившей одобрение Ку-клукс-клана. Он считал позицию Фобуса по вопросу о гражданских правах излишне мягкой, поскольку тот назначил на несколько административных должностей штата чернокожих. Фобус, чьи популистские побуждения были вполне искренними, считал расизм вынужденной политической необходимостью. Он предпочитал заниматься школами и интернатами для престарелых, строительством дорог и реконструкцией психиатрической больницы штата, а не читать расистские проповеди. Просто такова была цена пребывания в должности губернатора. Для Джонсона же расизм был богословием. Ненависть стала основой его процветания. У него были острые черты лица и яркие безумные глаза, светившиеся таким «холодным блеском», который заставил бы позеленеть от зависти шекспировского Кассия. При этом он был расчетливым политиком, хорошо знавшим своих избирателей. Вместо того чтобы участвовать в бесконечных предвыборных собраниях вместе с другими кандидатами, он самостоятельно ездил по всему штату с оркестром «кантри-энд-вестерн» и таким образом собирал толпу, которую затем доводил до неистовства тирадами, направленными против чернокожих и сочувствующих им «белых предателей».

Только гораздо позже я понял, что он создавал себе поддержку среди людей, которых не сумели привлечь другие кандидаты, — людей, встревоженных активностью федерального правительства в области гражданских прав, напуганных бунтами в Уоттсе[20] и другими расовыми беспорядками, убежденных, что «Война с бедностью»[21] — это социалистические выдумки, направленные на повышение благосостояния чернокожих, и доведенных до отчаяния собственным бедственным положением. В сердце каждого из нас, причудливо переплетаясь, живут надежды и опасения. Каждый день, когда мы просыпаемся, весы склоняются либо в ту, либо в другую сторону. Если они слишком сильно склоняются в сторону оптимизма, мы рискуем стать чрезмерно наивными, оторванными от реальности, если же происходит прямо противоположное, нами могут овладеть паранойя и ненависть. На Юге всегда было довольно трудно склонить весы в пользу темных сторон человеческой души. В 1966 году Джим Джонсон стал человеком, которому удалось это сделать.