Моя жизнь

Алгебру и геометрию у меня в классе преподавала Мэри Матассарин, сестра которой, Верна Доук, вела уроки истории, а ее муж, Вернон, бывший тренер, — курс естественных наук в восьмом классе. Мне все они нравились, но даже при том, что я не был особенно силен в естественных науках, больше всего мне запомнился один из уроков именно мистера Доука. Хотя его жена и ее сестра были женщинами привлекательными, Вернон Доук, мягко говоря, не отличался красотой. Он был плотным, с широкой талией, носил толстые очки и курил дешевые сигары через маленький мундштук, что придавало его лицу страдальческое выражение, когда он посасывал сигару. Вернон вообще вел себя подчеркнуто бесцеремонно, но у него были замечательная улыбка, хорошее чувство юмора и тонкое понимание человеческой натуры. Однажды он посмотрел на нас и сказал: «Дети, через много лет вы, возможно, и не вспомните ничего из того, что узнали на наших занятиях о естественных науках, поэтому я хочу преподать вам кое-какой урок о человеческой натуре, и вы должны его запомнить. Каждое утро, просыпаясь, я иду в ванную, ополаскиваю лицо водой, бреюсь, стираю остатки пены, затем смотрю на себя в зеркало и говорю: “Вернон, ты красив”. Запомните это, дети. Каждый хочет чувствовать себя красивым». И я помню об этом вот уже более сорока лет. Его слова помогли мне понять вещи, которые прошли бы мимо меня, если бы Вернон Доук не сказал однажды, что он красив, и я не увидел бы, что он на самом деле прекрасен.

В младшей средней школе я очень нуждался в помощи, чтобы научиться понимать людей. Именно там я пришел к выводу, что нравлюсь далеко не всем, причем обычно я не понимал почему. Однажды, когда я шел в школу и мне оставалось пройти около квартала, ученик постарше — один из тех, кто слыл шпаной, — стоявший в промежутке между двумя зданиями, куря сигарету, щелчком отправил горящий окурок в мою сторону и попал мне в переносицу, так что чуть не выжег глаз. Я так и не понял, почему он это сделал, но, в конце концов, я был толстым мальчиком из оркестра, не носившим джинсы «на уровне» («Ливайс», желательно с прорезными задними карманами).

Почти в это же время у меня вышел спор с Клифтоном Брайантом, мальчиком примерно на год постарше, но мельче меня. Однажды мы с друзьями решили пройтись от школы до дома пешком — примерно три мили. Клифтон жил в той же части города и увязался за нами, дразня меня и то и дело ударяя по спине и плечам. Так мы дошли по Сентрал-авеню до фонтана и правого поворота на Парк-авеню. На протяжении более мили я старался не обращать на него внимания, но наконец не выдержал, обернулся, как следует размахнулся и стукнул его. Удар получился крепким, но к тому моменту, когда я влепил ему, Клифтон уже развернулся, чтобы убежать, так что мой кулак угодил ему лишь в спину. Я уже говорил, что был медлительным. Когда Клифтон побежал домой, я заорал, чтобы он вернулся и дрался как мужчина. Он бежал, не останавливаясь. Добравшись до дома, я успокоился, а возбуждение от похвал моих приятелей улеглось. Я боялся, что сильно ушиб его, поэтому уговорил маму позвонить ему домой, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Больше у нас с Клифтоном проблем не возникало. Я понял, что могу защитить себя, но моя победа радости мне не доставила; наоборот, меня несколько встревожила вспышка гнева, который в последующие годы стал проявляться глубже и сильнее. Теперь-то я знаю, что мой гнев в тот день был нормальной и здоровой реакцией на то, как со мной обращались. Но из-за того, как вел себя папа, когда бывал сердит и пьян, гнев в моем представлении был связан с отсутствием самоконтроля, и я твердо решил держать себя в руках. Потеря самообладания могла высвободить более глубокий, постоянный гнев, который я держал под замком, потому что не знал, откуда он исходит.

Даже когда я бывал вне себя от ярости, у меня хватало ума не отвечать всякий раз ударом на удар. Дважды в те годы я уклонялся от поединка или, если угодно, пасовал. Однажды я пошел купаться с детьми семейства Крейн на реку Кэддо к западу от Хот-Спрингс, вблизи городка под названием Кэддо-Гэп. Один из местных ребят вышел на берег рядом с тем местом, где я плавал, и выкрикнул что-то обидное в мой адрес. Я ответил ему тем же. Тогда он взял камень и бросил его в меня. Мальчишка находился на расстоянии ярдов двадцати от меня, но попал мне прямо в голову, возле виска, так, что пошла кровь. Я хотел было выскочить из воды и подраться с ним, но увидел, что он больше, сильнее и крепче меня, и отплыл подальше. Учитывая опыт моего столкновения с бараном, случай с шариковым ружьем Тавии Перри и другие подобные ошибки, которые мне еще предстояло совершить, я думаю, что поступил правильно.