Вырос мой интерес к музыке. Теперь я ежедневно ходил на репетиции школьного оркестра, мечтая о том, как буду маршировать по футбольному полю в перерыве между таймами и на Рождественском параде, а потом играть на концертах и фестивалях — местных и на уровне штата, на которых судьи сначала давали общую оценку, а потом оценивали отдельно сольные выступления и игру в ансамбле. За участие в школьном оркестре я получил немало наград, а если что-то не получалось, то это неизменно происходило потому, что я пытался исполнить пьесу, которая была для меня слишком трудна. Я до сих пор храню несколько ведомостей с оценками моих ранних сольных выступлений, в которых говорится о моем слабом владении нижним регистром, плохой фразировке и раздутых щеках. Постепенно оценки становились лучше, однако мне так и не удалось до конца избавиться от привычки раздувать щеки. Моим любимым сольным номером в то время была аранжировка «Рапсодии в блюзовых тонах», которую я частенько пытался сыграть и которую однажды исполнил для гостей старого отеля «Маджестик». Я страшно волновался, но мне очень хотелось произвести хорошее впечатление в своем новом белом смокинге с красным галстуком-бабочкой в клетку и брюках с широким поясом.
Руководители моего школьного оркестра рекомендовали мне заняться совершенствованием игры, и я решил попробовать. В то время в университетских городках Арканзаса устраивалось множество летних музыкальных лагерей, и мне захотелось отправиться в один из них. Я решил поехать в лагерь, расположенный в главном городке Университета штата Арканзас в Фейетвилле, потому что там было много хороших преподавателей, и мне хотелось провести пару недель в кампусе учебного заведения, в которое я надеялся когда-нибудь поступить. Я ездил туда каждое лето в течение семи лет, до самого окончания средней школы. Приобретенный там опыт оказался очень важным для моего взросления. Прежде всего, я очень много играл, и моя техника улучшалась. Бывало, я не расставался с инструментом по двенадцать часов в день, и мои губы воспалялись настолько, что я едва мог ими двигать. Еще я слушал музыкантов, которые были старше и лучше меня, и многому у них учился.
Помимо этого музыкальный лагерь оказался идеальным местом, где я мог развивать навыки политической деятельности и лидерства. На протяжении всего времени моего взросления лагерь оставался единственным местом, где быть «мальчиком из оркестра», а не футболистом было для будущего политика вовсе не зазорно, и это никак не мешало в подростковых ухаживаниях за симпатичными девушками. Все мы замечательно проводили там время начиная с той минуты, когда просыпались и шли на завтрак в университетскую столовую, и до момента отхода ко сну в одном из студенческих общежитий. Мы постоянно ощущали собственную значимость.
Я очень полюбил студенческий городок. Университет штата Арканзас — самый старый из тех, что были основаны на земельных участках к западу от Миссисипи, отведенных властями специально для постройки колледжей. Будучи учеником младшей средней школы, я написал о нем доклад, а став губернатором, выступил за выделение средств на восстановление старого главного корпуса университета,— старейшего здания на территории городка. Построенный в 1871 году корпус с двумя башнями, одна из которых, северная, выше своей южной соседки, — уникальный памятник времен Гражданской войны.
Играя в оркестре, я познакомился с Джо Ньюманом, который стал моим лучшим другом в младшей средней школе. Он был ударником в оркестре, причем хорошим. Его мать, Рей, работала учительницей в нашей школе. Она и ее муж Даб всегда были рады моему появлению в их большом белом доме с деревянным каркасом на Уошито-авеню, недалеко от того места, где жили дядя Рой и тетя Джанет. Джо был смышленым, скептичным, переменчивым в настроении, забавным и верным. Я любил с ним играть или просто беседовать. Общаться с Джо мне нравится до сих пор, потому что все эти годы мы оставались близкими друзьями.
Из всех предметов, изучаемых в младшей средней школе, больше всего я любил математику. Мне повезло: я оказался в первой группе учеников в нашем городе, которая стала изучать алгебру в восьмом, а не в девятом классе, что означало для меня возможность до окончания средней школы пройти геометрию, алгебру И, тригонометрию и элементы дифференциального и интегрального исчисления. Я любил математику, потому что решение задач всегда заставляло кровь быстрее бежать по моим жилам. Хотя в университете я не занимался математикой, но всегда считал, что разбираюсь в ней, до тех пор пока мне не пришлось отказаться от идеи помогать Челси с домашними заданиями, когда она училась в девятом классе. Так была развеяна очередная иллюзия.