Моя жизнь

Я убедил мальчиков в течение этого месяца соблюдать пост рамазана. Сам я еще раньше решил соблюдать прадоша, но теперь предложил мальчикам — индусам, парсам и христианам следовать моему примеру. Я объяснил им, что всегда полезно присоединиться к другим в любом акте самоотречения. Многие жители фермы приветствовали мое предложение. Мальчики, индусы и парсы, не подражали во всем мальчикам мусульманам; в этом не было необходимости. Мальчики мусульмане должны были принимать пищу только после захода солнца, в то время как другим не надо было соблюдать это правило, и они могли готовить лакомства для своих друзей мусульман и оказывать им различные услуги. Кроме того, индусские и другие мальчики не обязаны были находиться вместе с мусульманами во время их последнего приема пищи перед восходом солнца по утрам; и, конечно, все, за исключением мусульман, позволяли себе пить воду.

В результате проведенных опытов все убедились в благодетельности поста, а у мальчиков развилось прекрасное чувство esprit de corps.[16] Должен с благодарностью отметить, что на ферме Толстого вследствие готовности уважать мои чувства все были вегетарианцами. Мусульманским мальчикам пришлось отказаться от мясной пищи в течение рамазана, но никто из них никогда не говорил мне об этом. Они с удовольствием ели вегетарианскую пищу, а индусские мальчики часто готовили для них вегетарианские лакомства, соответственно нашему простому образу жизни на ферме.

Я намеренно отклонился от темы главы о посте, поскольку нигде в другом месте не смог поделиться этими приятными воспоминаниями: таким путем я косвенно описал присущую мне черту, а именно — я любил, когда мои товарищи по работе присоединялись ко мне во всем, что казалось мне хорошим. Они не были привычны к постам, но именно благодаря постам, прадоши и рамазану для меня оказалось нетрудным вызвать у них интерес к посту как средству самоограничения.

Таким естественным образом на ферме возникла атмосфера самоограничения. Все жители фермы стали присоединяться к нам в соблюдении частичных или полных постов, что, по моему убеждению, пошло им только на пользу. Я не могу определенно сказать, насколько глубоко затронуло их душу такое самоотречение и насколько оно помогло им подчинить себе плоть. Что же касается меня, то я убежден, что в результате всего этого я много выиграл как физически, так и морально. Однако из этого вовсе не следует, что пост и тому подобное умерщвление плоти обязательно окажут такое же воздействие и на других.

Пост, если к нему приступают с целью самоограничения, может помочь обуздать животную страсть. Некоторые же мои друзья обнаружили, что следствием поста является возбуждение животной страсти и развитие чревоугодия. Иначе говоря, пост бесполезен, если он не сопровождается постоянным стремлением к самоограничению. Заслуживают упоминания в этой связи известные строфы из второй главы «Бхагаватгиты»:

Для человека, который постом смиряет чувства,
Внешне чувственные объекты исчезают,
Оставляя томление; но когда
Он увидел всевышнего,
Даже томление исчезает.

Пост и умерщвление плоти посредством него представляют собой, следовательно, одно из средств, служащих целям самоограничения. Но это не все, и, если физический пост не сопровождается духовным, он обязательно превратится в лицемерие и приведет к беде.

XXXII В качестве учителя

Надеюсь, читатель помнит, что в этих главах я рассказываю лишь о том, о чем не упоминается или упоминается вскользь в моей книге по истории сатьяграхи в Южной Африке. Поэтому он легко установит связь между последними главами.

Ферма росла, и нужно было как-то наладить обучение детей. Среди них были мальчики — индусы, мусульмане, парсы и христиане — и несколько девочек индусок.

Было невозможно, да я и не считал нужным, нанимать для них специальных учителей. Невозможно потому, что квалифицированные индийские учителя встречались редко, а если бы их и удалось найти, то вряд ли кто-нибудь из них согласился бы за скромное жалованье отправиться в местечко в двадцати одной миле от Иоганнесбурга. К тому же у нас, конечно, не было лишних денег. Кроме того, я не считал нужным брать на ферму учителей со стороны, так как не верил в разумность существующей системы образования и задумал посредством экспериментов и личного опыта найти правильную систему. Я твердо знал только одно — в идеальных условиях правильное образование могут дать только родители, а помощь со стороны должна быть сведена до минимума. Ферма Толстого представляла собой семью, в которой я был вместо отца и в меру своих сил нес ответственность за обучение молодежи.