Моя цена – жизнь

Проснулся посреди ночи, резко сев на кровати. Тело покрылось испариной, а сердце бешено колотилось в груди. Все, о чем говорила Мэри, явилось мне в кошмаре. И сейчас, пытаясь отдышаться, не мог понять – был то сон или явь. Все казалось настолько реальным – ее манящие губы, от которых не мог оторваться, нежная кожа, напоминавшая бархат, темно-синие глаза, в которых тонул до беспамятства, и ночь, полная страсти… Я до сих пор испытывал неутоленное желание, разгорячившее кровь, несшуюся теперь по венам обжигающей лавой.

Спать расхотелось – боялся, что сон повторится снова. Быстро надев штаны, вышел из комнаты и направился в гостиную. Я бросил в камин искру, подождал, пока разгорится пламя, а затем поднес к нему руки. Огонь аккуратно, не обжигая, лизал мои ладони, наполняя тело живительной энергией. Раздались тяжелые шаги сапог по мраморному полу, и вскоре мое одиночество было нарушено. Может, оно и к лучшему. Устал от переосмысливания приснившегося кошмара.

– Не спится? – судя по голосу, он изрядно напился.

«Странно, что он не спросил меня первым делом о моей ночной вылазке. Или ему уже обо всем доложили?».

– Как видишь, – я обернулся и увидел, что отец едва держится на ногах. Видимо, осознавая свое состояние, он плюхнулся в кресло.

– Что тебя тревожит?

Отец был настроен на разговор, и я решил воспользоваться случаем:

– Почему ты поставил Колгомери метку именно на лицо? Из мести? В наказание?

– Нет.

– Тогда ничего не понимаю, – вопросительно посмотрел на него.

– Пытался обезопасить тебя, – он громко икнул.

– От чего?

– От тех чувств, которые обуревали мной не одно десятилетие. Я ведь знал, что рано или поздно ты займешь кресло великого инквизитора. Пусть и не по своей воле. Если дочь Айрис хотя бы наполовину столь же красива, как ее мать, то она запросто могла завладеть твоим сердцем. И я безумно рад, что тебе удалось избежать этой участи. Ненависть – чувство далеко неправильное, но пусть лучше так, чем страдать всю жизнь.

– Ты поставил Колгомери метку на лицо из страха, что я влюблюсь в нее? – мой голос выдал искреннее удивление.

– Да, – казалось, он не видел в этом ничего предосудительного.

– Но это же глупо!

– У тебя не единожды был шанс все исправить? Почему же не воспользовался им, если считал, что я поступил неверно? – на его губах появилась язвительная ухмылка.

У меня не имелось ответа на этот вопрос. Я и сам никогда не задавался им.

– Почему тебя вдруг стало это заботить? – он подался вперед и оперся локтями о колени.

– Так просто спросил. Ради интереса, – отмахнулся от него, снова подставив руки огню.

– Смотри, Элан, пустит она свои чары в твое сердце, и уже ничем их не искоренишь. Ни объятия других женщин, ни спиртное, ни одурманивающие травы – ничто не позволит тебе забыться. Она станет твоим наркотиком… Зависимостью. Ты будешь нуждаться в ней, как в воздухе, воде, еде. Будешь гореть, но не сгоришь ни разу. И поверь, как бы ни пытался бороться с чувствами, знай наперед – ты проиграешь.

Отец никогда не открывал передо мной душу.

– Так говоришь, будто любил ее до потери памяти.

– Как верно, сын, ты подобрал слова. Только не надо использовать прошедшее время. До сих пор стоит мне закрыть глаза, – он сделал то, о чем говорил, – и я вижу ее лицо, будто и не было последних восемнадцати лет.

– Зачем ты тогда еее убил? – недоуменно уставился на отца.

– Думал, со смертью Айрис колдовские чары развеются, но стало только хуже. Каждую ночь я ложусь спать, чтобы проснуться через пару часов в холодном поту. Еще ни дня не прошло с тех пор, как умерла Колгомери, чтобы она не явилась ко мне во сне и не позвала к себе. Теперь ты понял, от чего я тебя избавил?

– Зачем тогда подталкивал меня в ее объятия, если боишься, что я повторю твою участь?

– С одержимостью, как видишь, жить можно, а с твоим проклятием – нет.

– Не волнуйся, отец, со мной такого не случится, – убежденно заверил его.

– Надеюсь, – он вальяжно развалился в кресле, медленно выдохнул и прикрыл глаза. Я думал, отец уснул, но не прошло и пяти минут, как он снова заговорил: – Что намереваешься делать?

– Ты о чем?

– О твоем проклятии, – его веки по-прежнему были опущены.

– Искать Колгомери и тех, кто меня им наградил.

– Оставь ведьму ненадолго в покое. Дай ей расслабиться. Пусть думает, что ты забыл о ее существовании. Займись пока другими.

– А если она изменит свое решение? – на мгновение сердце больно кольнуло.

– Не изменит, – нараспев ответил отец. – Наводка есть хоть на одну из ведьм?

– Нет. Пока только предположения.

– Что с селением? – сложилось впечатление, что он забылся, кто из нас великий инквизитор, и вынуждал меня отчитываться.

– Уничтожили. Сожгли дотла. Никого не пощадили, – я сжал кулаки до побелевших костяшек, едва вспомнил ужасающую картину, представшую перед моими глазами.

– Кто-то пытается развязать войну и сосредоточить власть в своих руках, – уверенно заявил отец, слегка приподнявшись в кресле. – Розалия?

– Не похожа она на ту, кто способен строить такие коварные планы и заманивать остальных на свою сторону.

– Тогда кто?

– Это и пытаюсь выяснить, – я тяжело выдохнул.