Моя строптивая леди

— Не вправе? О, вы его не знаете! — Син горько рассмеялся. — Вообразите себе сплав могущества, шарма и неукротимого стремления к цели. Мало кто способен противодействовать Родгару. Стоит ему заявить, что я непригоден к армейской жизни — в лучшем случае мне предложат нестроевой чин. Это не по мне!

— Значит, вот он какой… — задумчиво произнесла девушка. — Тогда погоня неизбежна.

— Узнав, что Хоскинз при мне, брат не будет столь ретив, но погоня неизбежна, тут вы правы.

— Генри Ужасный, отец, их люди, а теперь еще и Родгар, — сказала Честити, глядя, как Син доливает стаканы. — Странно, что мы еще не пойманы.

— Надеюсь, так оно и останется. — Он улыбнулся, поднимая стакан. — Не тревожьтесь, мой юный друг, я вызволю вас всех из этой передряги.

Они выпили за это и вернулись к еде, однако девушка впала в задумчивость. Итак, основной причиной, по которой Син Маллорен позволил вовлечь себя в их авантюру, было желание насолить брату. А что будет, если это желание ослабеет? Он сидел перед ней, по обыкновению оживленный, и рассказывал о своей службе в армии — о самых легких и необременительных ее сторонах. Он и не думал хвастать. Наугад выхваченные картинки из фронтовой жизни с юмором рисовали бравого офицера. Мало-помалу Честити заслушалась, часто улыбаясь, а то и смеясь услышанному.

Потом начались истории о Новом Свете, и она попеременно оказывалась то в глухой чаще леса, то на берегу стремнины, то среди индейских вигвамов, то в обильной стадами прерии. Син был замечательный рассказчик. Этот вечер «у камелька» сближал, как ничто иное, и хотя близость эта была по-своему интимной, а значит, опасной, ей невозможно было не поддаться.

Честити прониклась этим восхитительным ощущением — упиться легкостью общения, возможной лишь в давней дружбе или… или в удачном браке. Казалось, немного погодя она и Син разделят супружеское ложе. Мысли норовили принять игривый оттенок, взгляд тянулся то к постели, то к рукам Сина, что так ловко управлялись с ножом и вилкой, то к его движущимся губам. Справа на щеке у него то появлялась, то исчезала едва заметная ямочка, заметить которую можно было лишь при вечернем освещении. Честити заметила также, что оно заставляет глаза Сина отливать золотом. Все это никак не способствовало трезвому расположению духа и приводило чувства в полный беспорядок. Обостренная чувственность дарила множество новых ощущений. От камина пахло яблоками. В стуке копыт по мостовой за окном слышалось отдаленное щелканье кастаньет. Хриплая застольная песня в пивной звучала как будто лишь для того, чтобы подчеркнуть чистоту и богатство оттенков в голосе Сина.

— Но вы ничего не едите, Чарлз, — вдруг заметил он.

— Я уже сыт, — сказала девушка и поспешила отложить нож и вилку.

— А как же десерт? — Син попробовал пирожок. — Весьма аппетитно! Нет, вы не должны лишать себя удовольствия. Ну-ка, откройте рот!

Честити посмотрела на надкусанный пирожок с золотистой начинкой. Он был густо покрыт глазурью. Она облизнула губы. Открыла их. Син вложил между ними пирожок, как в Шефтсбери — бисквитик.

— Теперь можете откусить…

Взгляды их встретились, и девушка медленно сомкнула зубы на сдобной мякоти. Рот наполнился яблочной начинкой, на губах осталась глазурь. Когда настало время облизать их, ей пришло в голову, что губы Сина должны быть столь же сладки. Все это время они неотрывно смотрели друг на друга. Будь ее роль женской, это был бы не просто флирт — это было бы обольщение…

Он что же, пытается обольстить мужчину?!

— Вкусно, — нервно сказала Честити.

— Я же говорил. — Вторично откусив от пирожка, Син начал жевать с таким видом, словно заново оценивал вкус. — Да, это подлинный шедевр, — заключил он и предложил остаток Честити, которой вспомнилось пресловутое яблоко с райской яблони.

— Нет-нет, довольно! — Чтобы избежать искушения, она поднялась из-за стола и отошла к окну. — Я, знаете ли, сдержан в пище.

— Мой юный друг, сдержанность хороша, только если время от времени ее отбрасывать, — назидательно заметил Син. — Возможно, сейчас самый подходящий случай.

— Необузданность безнравственна!

— Что может быть ужаснее непогрешимой нравственности!

Нечего было и думать состязаться с ним в бойкости языка. К тому же он был слишком красив и притягателен. Одна мысль о его прикосновениях кружила голову.

— Я предпочитаю не грешить…

Она произнесла это низким, невыразимо чувственным голосом. Волна желания была такой мощной, что Син пошатнулся. Он решил разделить ночлег с Честити не без задней мысли и теперь ждал лишь знака с ее стороны. Небольшой постельный эпизод мог прийтись кстати — он избавил бы их обоих от напряжения, а заодно поставил бы точку на его нелепом увлечении. Но прежде Честити должна была открыть свой истинный пол, и было интересно, как она к этому подойдет. Син решил, что не станет торопить события.