Последний раз, когда была в Нью-Йорке, я получила огромный букет роз цвета «шокинг», к нему была приложена карточка Арта Бухвальда, в которой он написал: «Жаль, что не могу принести сам, тем более, заработать десять су!» Я ответила: «Спасибо! Мне тоже!»
Во Франции, как, впрочем, и везде в то время, происходило множество социальных волнений. У людей появилась привычка говорить в шутку, что единственный момент спокойствия – когда правительство в отставке и не голосует за очередной закон.
При приеме на работу люди непрерывно заполняли бесчисленные формуляры, тем не менее нужды трудящихся не удовлетворялись бюджетными ассигнованиями государства. Все предпочли бы получать более высокую зарплату. К примеру, моему шоферу понадобилось вылечить зуб, и я спрашиваю его, почему он не идет к зубному врачу, и выяснилось, что только часть затрат на лечение покрывается социальной страховкой, а он не может собрать остальное. Я предложила ему взять эти расходы на себя. Счет достиг семидесяти пяти тысяч франков, а государство оплачивало семь тысяч!
Шляпа с вырезами для глаз от Скиапарелли, 1949
В июле 1949 года я приступила к подготовке зимней коллекции. Для тех, кто этого не знает, сообщаю: зимняя коллекция готовится в изнуряющую летнюю жару. Один вид мехов и шерстяных тканей вызывает слабость в коленях, а в старых парижских зданиях не установишь кондиционеры. Иногда нам приходилось приносить в комнату огромные куски льда и ставить посреди помещения. Ну а летняя коллекция готовится среди зимы, при всех зажженных лампах, и молодые девушки, наполовину обнаженные, дрожат в купальных костюмах. Как раз в июле этого года повсюду проходили забастовки, обычно они случались в самые неподходящие моменты: прибывали туристы, наступало время каникул или готовилась коллекция.
В швейной промышленности прекратили работу за две недели до презентации коллекции, некоторые – против своей воли. Только закройщик и старшая портниха оставались в ателье, и одни продавщицы и манекенщицы внизу. Я решила: что бы ни случилось, презентация состоится в назначенный день и час. Все присутствовавшие работали с пылом и хорошим настроением, как будто участвовали в огромном пари. Мы успели вовремя, но что это была за коллекция! Как рекламный ход это было сенсационно: на каких-то манто нет рукавов или одного рукава; везде мало пуговиц, во всяком случае, отсутствуют петли, поскольку это кропотливая работа – метать петли. К платьям булавками были прикреплены рисунки моделей, образцы ткани – к кисее, чтобы обозначить цвет вещи. Тут и там записанные от руки инструкции и объяснения. Это была самая дешевая коллекция из всех, сделанных мною, и распродалась на удивление хорошо. К тому же она возымела свое действие: наутро все служащие вернулись на работу.
Мне всегда завидовали, что бы я ни сделала, как бы ни лезла из кожи, мне очень везло, и я благодарю Бога, в которого верю, благодарю Его за то, что наделил меня несокрушимым чувством юмора. В отличие от многих женщин я никогда не получала ценных подарков, драгоценностей, серебра, материальных благ. Но мне доставались подлинные, ценные дары – привязанность и дружба, а еще большое чувство ответственности. Я задушила бы некоторых дам, которые говорили мне со снисходительной любезностью: «Как я вам завидую и как это, должно быть, забавно – заниматься вашим ремеслом!» Увлекательно – да! Забавно – нет!
Я ничего не получила по завещанию, кроме броши, принадлежащей моей крестной, но брошь эта до меня так и не дошла. Однажды жарким вечером, когда я сидела в своем саду и беседовала с Надей Жорж-Пико, которая ожидала ребенка – у нее были уже две большие дочери, – она мне сказала: «Я вас так люблю, что впишу в свое завещание! Вы – друг плохих дней, а в хорошие вас нет рядом. Никогда мне не пишете, а если грустно – чудесным образом появляетесь. Я завещаю вам то, что мне дороже всего на свете…» Передо мной мелькнуло видение, и я навострила уши, потому что Надя собирала дивные драгоценности, близкие мне по вкусу.
А она продолжала: «…Моих двух дочерей». О Боже, да их вскоре будет три! Конечно, с ее стороны это искренний душевный порыв, теперь признаю, но в тот момент с трудом удержалась от смеха.
Наконец настал момент рассказать, как со Скиап сыграли очень скверную шутку. За два года до этого она встретила привлекательную даму, малоизвестную в Париже. Эта особа хотела поселиться в столице, развлекаться и знакомиться с людьми. Она заинтересовала Скиап, которая находила ее симпатичной и помогла установить нужные связи. Вместе они провели много приятного времени на светских вечеринках или у Скиап. Однажды мы ездили к ней на Ривьеру, и поездка на редкость удалась. Тем летом Скиап хотелось провести время спокойно, уединенно, и для этого удалилась в свой дом в Хаммамете. Тем не менее она согласилась остановиться на несколько дней у новой приятельницы на юге Франции.
К тому времени эта дама сделалась известной хозяйкой салона и принимала много гостей, которых американцы с юмором называли «общество-кафе» («Café society»).