Моя Шамбала

Им очень хотелось узнать, что будет дальше, но читать без матери они не смели. Это было табу, нарушить которое значило бы разрушить гармонию их единства, поколебать любовь и доверие друг к другу, которые их связывали без отца. А они инстинктивно боялись этого, потому что без любви и доверия останется пустота.

И еще они очень надеялись дождаться отца. Но я знал, что отца их нет в живых. Однажды Изя показал мне небольшую выцветшую фотокарточку отца, и меня током пронзила мысль, что этот человек мертв. Эта уверенность пришла с ощущением неуловимой перемены в изображении человека на фотокарточке. Мой мозг отметил, что на фотокарточке живое «нечто» как бы померкло, то есть его не было. Я вернул фото и Изе ничего не сказал…

Нинка пришла, как и обещала, к десяти утра. Часов мы не имели, но как только мать Каплунских ушла на работу, нырнули по кирпичным ступенькам вниз, в полуподвал. Большую часть жилища занимала печка с плитой, но, несмотря на то, что ее топили даже летом, в комнате ощущалась сырость. Мотястарший принес из дома патефон и несколько пластинок. Мы сразу завели патефон, а Монгол пошел на улицу ждать Нинку.

— Что-то вас больно много, — оглядела нас Нинка.

— Мы, Нин, мешать не будем, — заверил Армен. — Мы просто посмотрим и пластинки послушаем.

— Да мне-то что? Мне вы не мешаете, — согласилась Нинка. Она выбрала пластинку, вставила в патефон и покрутила ручку завода.

«Мне сегодня так больно, слезы взор мой туманят. Эти слезы невольно я роняю в тиши», — зазвучал рыдающий голос Изабеллы Юрьевой.

— Давай, Мишка, возьми мою правую руку, отведи ее в сторону левой рукой, а правой обними меня за талию. И пошли. На меня.

— Двa шага, поворачивайся. Ногу приставляй. Теперь на тебя. Танго танцевать легко. Ходи в такт музыке. Раздва, раздва. Ну вот, получается.

«Мой нежный друг, часто слезы роняю, и с тоской я вспоминаю дни прошедшей любви».

Мишка неуклюже ходил за Нинкой. Лицо его покраснело, но было сосредоточено, ноги деревянно двигались, повторяя Нинкины движения. И на Нинкины ноги Мишка ни разу не наступил.

— Молодец, — похвалила его Нинка. — У тебя есть чувство ритма. Только зад не отклячивай. Нука, прижми меня этой рукой, которая на талии. Да не бойся ты. Вот так. Девушкам это нравится.

Мишка стеснялся такой близости и отворачивал лицо то в одну, то в другую сторону. Нинка понимала это и нарочно прижимала его еще плотней.

— Ну ладно, хватит, — решила, наконец, Нинка. — Вить, давай ты, — позвала она Мотюстаршего. — А ты, Мишка, смотри и повторяй за нами. Потом Нинка учила Самуила, потом Алика Мухомеджана. Фокстрот оказался не труднее танго. Только немного другой ритм, побыстрее.

«Сердце мoe, не стучи, глупое сердце, молчи. Я шутить над собой не позволю, я изменника прочь оттолкну и при встрече кивну головою, равнодушно и гордо кивну».

Теперь пацаны уже сами могли танцевать друг с другом, и все топтались под музыку, а Нинка только поправляла.

— Даа, не балет. Но если немного потренируетесь, то из вас получатся женихи хоть куда.

Нинка была явно довольно своей работой. Оказалось, что Изя Каплунский давно умеет танцевать. Их учила Софья Борисовна, их мать, и они очень ловко танцевали с сестрой и танго, и фокстрот.

— Вовка! — неожиданно позвала меня Нинка, — идика ко мне. Тебе тоже нужно учиться танцевать. Подрастешь, будешь девкам головы кружить. Вон глаза какие синие, как озера.

Она обняла меня крепко за талию, прижала к себе, лишив возможности дышать, и повела меня так, что я стал двигаться как одно целое с ней, она почти несла меня. Или это я сам летел? Я задохнулся. Мое сердце билось, словно птица в силках. Я не мог понять, что со мной. Какое-то новое ощущение вошло в меня. Мне было приятно чувствовать Нинкино тело через ее легкое ситцевое платье. От волос ее пахло травой, а вся она источала что-то волнующее. Я как под гипнозом ходил за Нинкой, повторяя все ее движения. Я легко передвигался вместе с ней, я танцевал, и мне казалось, что я давно умею это делать. И я влюблен был в Нинку… Наверно, от меня исходил такой мощный поток флюидов, что Нинка остановилась, серьезно посмотрела на меня, мягко отстранила, потом толкнула легонько в плечо и смущенно сказала:

— Хватит с тебя. Теперь сам научишься. — И добавила с легким вздохом, а улыбка плавала на лице: — Ох, Вовка! Будут по тебе девки сохнуть.

Потом она поймала Монгола и позвала:

— Пойдем, научу целоваться!

Монгол опешил, но безропотно пошел за Нинкой за печку, а я почувствовал вдруг смертельную тоску, и это, наверно, была ревность.

Глава 18

Монгол приводит девушку. Предательство.

Дом Мишки Монгола с улицы закрывал латанныйперелатанный глухой забор без ворот, но с калиткой. Щели забора забивались ржавыми полосками железа, кусками фанеры — всем, что попадалось под руку.

Калитка выглядела не лучше, петли ее не держали, она нижним концом лежала на земле, и чтобы открыть калитку, ее нужно было приподнять.