Моя Шамбала

Баян взорвался быстрым фокстротом Цфассмана. Чекарев закончил занятия и как всегда после этого начинал свой маленький концерт. Мы оставили разговоры и придвинулись поближе к баяну. Из дома вышла горбатенькая сестра Мухомеджана, Зина, и села на крылечко. Из полуподвала вылезла Лизка, сестра Изи Каплунского. Во двор потянулись соседи. Зашла на веселье Женька, а с ней обе Исааковские дочки: средняя Галя и Симадурочка. Исаак жил в соседнем дворе, а Женька ходила беременная и все время торчала у матери. Пришли и стали в сторонке Зойка Пирожкова с подругой. Скоро во двор набилось народу как на свадьбу. Женщины танцевали, а мы дурачились и смеялись беспричинно, глядя на Зойку Пирожкову и Лизку, которые танцевали друг с другом. Нам почему-то было неловко, и мы так прятали свое смущение.

Оживившийся Амир приглашал по очереди молодых женщин, и мы видели, как он вежливо кланялся и просил: «Разрешите вас!» А потом отводил партнершу на место и говорил: «Спасибо за танец». Амир спросил у Монгола:

— А чего вы не танцуете? Не умеете чтоли? Это же просто. Танцевать нужно уметь обязательно. Без этого ни с какой девушкой не познакомишься.

— А где научиться-то? — смеясь, спросил ВитькаМотя.

— Ну, я могу показать. А еще лучше, если девушка. Девушки все умеют танцевать.

— Нинка может научить, — сказал Монгол, краснея.

Нинка, к нашему удивлению, сразу согласилась. Утром мы сидели на прокурорском крыльце и ждали, когда выйдет Ванька Коза.

— Вань, позови Нинку, — попросил Монгол. Нинка вышла, и Монгол позвал:

— Нин, поди сюда.

— Еще чего! — фыркнула Нинка. — Тебе надо, ты и иди.

Монгол подошел и, смущаясь, спросил:

— Нин, ты на танцы ходишь?

— Ну! — не понимая, к чему Мишка клонит, подтвердила Нинка.

— А танцевать умеешь?

Глупее Монгол придумать не мог. Спросить у барышни, которая ходит на танцы, умеет ли она танцевать!

— Ты что, хочешь меня на танцы пригласить? — засмеялась Нинка.

— Не, Нин, — испугался Монгол. И разом выпалил: — Научи нас танцевать.

— Что, приспичило? Влюбился чтоли? — развеселилась Нинка.

— Еще чего! — разозлился Монгол. — Не хочешь, так и скажи!

— Ладно, ладно, — сказала Нинка примирительно. — Научу. Где будем учиться-то?

— У Каплунских. У них мать на работе. Они все время одни.

Софья Борисовна Каплунская, строгая красавица с гордой осанкой и мягкой походкой балерины, работала бухгалтером в богом забытой конторе «Вторчермета». Но она держалась за эту работу, потому что помнила, каких унижений стоило ей получить это место. Её нигде не брали на работу. Двери закрывались перед ней, как только начальник отдела кадров узнавал, что ее муж осужден по политической статье.

Им бы тоже не выжить, если бы не огород и соседи. Соседи то какую-нибудь одежду для детей принесут, то что-нибудь из еды. И гордая Софья Борисовна не могла отказаться от помощи. Когда к ней в первый раз пришла тетя Клава, Пахомова мать, со шматом сала, и Софья Борисовна, покраснев как рак, стала отказываться: «Зачем? Не надо. У нас все есть!», тетя Клава поставила руки в боки и глянула на Софью Борисовну так, что та сразу отвела глаза в сторону: «Ты свою гордость оставь! У тебя двое. Сама, как хочешь, а дети не виноваты. Их вырастить надо. Нука бери!» «А если б я оказалась в твоем положении, неужто не помогла бы? — уже тише сказала тетя Клава, заглядывая в её глаза». И Софья Борисовна сало взяла и больше от помощи отказываться не смела. Эта помощь шла от сердца.

Софья Борисовна отдавала из своих четырехсот рублей бухгалтерской зарплаты сто рублей некоему Дмитрию Моисеевичу, с которым ее свел портной Исаак, за устройство на работу. И Софья Борисовна была этому рада. Вопервых, она имела твердый заработок, вовторых, ей шел пенсионный стаж. Поэтому она старалась. Приходила в контору раньше всех, уходила позже всех, да еще прихватывала работу на дом.

Изя с Лизой целыми днями оставались одни. Еда чаще всего состояла из картошки. Хлеб, — когда был, когда нет. На день мать оставляла детям большую сковородку жареной на подсолнечном масле картошки, а когда кончалось масло, то кастрюлю вареной, и Изя, как старший, делил эту картошку на два раза, чтобы хватило до вечера, а потом они с нетерпением ждали, когда придет мать, и они после ужина сядут все вокруг грубо сколоченного из тесаных досок стола и достанут отложенную вчера на самом интересном месте книгу Жюля Верна. Днем они только смотрели эту замечательную книгу, перелистывали ее, давно выучили подписи под картинками и играли в придуманную ими самими игру: один закрывает надпись под картинкой, другой говорит напамять слова. Если ошибался, менялись местами. Например: «Путешественники подъехали к станции Род Гумм», или «Люди и животные исчезли в огромной волне», «Элен и Мэри не спускали глаз с лодки», «Отрубленные головы торчали на частоколе».