Моя Шамбала

— Конечно, пойдемте, — услышала Кира Валериановна. — Милочка, веди нас.

Мы поднялись по деревянной лестнице с красивыми резными перилами на второй этаж, и Мила провела нас в свою комнату. Комната была сравнительно небольшая, сравнительно, если говорить о зале, но очень уютная. Кровать с зеркальными шарами, застеленная ковровым покрывалом, с пирамидой подушек в изголовье. Над кроватью ковер, над письменным столом географическая карта с двумя полушариями, небольшое круглое зеркало в рамке, под ним тумбочка. В углу кресло. Главное же, что на полу лежал мягкий ковер, в ворсе которого буквально утопали ноги.

— Вот эти часы ходят? — спросил я, заметив на столе будильник.

— Ходят, только я их не завожу, чтобы не тикали, — сказала Мила.

— Громко тикают?

— Покрайней мере, слышно. А что?

— Можно завести? — попросил я.

— Пожалуйста, — пожала плечами Мила. Она завела часы, и они стали ритмично отсчитывать секунды.

— Все, пап. Только Миле нужно снять свитер и надеть что-нибудь свободное, а еще лучше спортивный костюм. Еще нужно завесить шторы и включить настольную лампу.

— Прямо театр какой-то, — не удержалась от ехидной реплики Мила.

— Мила, не забывайся, — осадила её Кира Валериановна, и она послушно прикусила язык.

— Вы выйдите, пока я переоденусь? — все же в её словах сквозила то насмешка, то ехидство.

— Да, пожалуйста, — отец поспешил к выходу. Мы снова спустились в зал.

— Это продлится долго? — опросила Кира Валериановна. Отец обернулся ко мне.

— Не знаю, пап. Может быть, час, может быть, два. Здесь время не замечаешь. Просто чувствуешь, что все закончилось.

— Но это действительно не опасно?

— Кира Валериановна, доверьтесь моему сыну, — в который раз пришлось успокаивать её отцу.

— Я готова, — Мила в спортивном костюме выглядела ещё более стройной и привлекательной.

Я встал, и мы пошли в комнату Милы. Без отца и присутствия Киры Валериановны я почувствовал себя свободнее. Войдя в комнату, я плюхнулся в кресло. Мила села на стул.

— Ну и что дальше? — насмешливо спросила Мила.

— Сейчас увидишь, не спеши. А кто твой отец?

— Генерал, — с гордостью ответила Мила.

— Здорово. Зато мой специальное задание в Иране выполнял, — похвастался в ответ я.

— Меня это не интересует. Скажи лучше, как ты все это делаешь?

— Не знаю, — признался я. — Умею и все.

— А что ты ещё умеешь?

— Много чего.

— Ладно, хвастун. И ты меня действительно вылечишь?

— Не знаю, — откровенно признался я. — Если ты сейчас мне поможешь и войдешь в то состояние, в которое мне нужно, может быть и вылечу.

— Так давай. Что я должна делать?

— Хорошо. О чем ты сейчас думаешь?

— Ни о чем.

— Вот и хорошо. Сейчас ты ляжешь на пол. Я буду рядом.

— Что, лежать? — глаза ее озорно блеснули.

— А что? — удивился я.

— Да нет, ничего, ложись.

— Слушай, Мил, я, кажется, сказал тебе. Мне сидеть здесь с тобой не очень охота. Я сейчас бы с пацанами в футбол гонял или на речке загорал.

— Лежать.

— Что лежать?

— Ну, ты сказал: «Мне с тобой здесь сидеть». Ты же лежать будешь.

— Дура, — разозлился я. — Мне что, у меня голова не болит!

— Все, Володя, прости. На меня иногда находит. Я действительно хочу вылечиться.

Мила легла на пол.

— Закрой глаза. Дыши равномерно и спокойно. Я буду держать твою руку и входить в это состояние вместе с тобой. Мне сделать это проще, а ты войдешь вместе со мной. Если тебе будет страшно или плохо, я помогу. Не бойся ничего.

Я лег рядом и взял руку Милы в свою.

— А сейчас слушай тиканье часов, настраивайся на их ритм. Потом ты услышишь музыку. Дыши, как тебе удобно. Скоро твой организм сам настроится на нужное дыхание.

Вскоре Мила начала быстро дышать. Потом дыхание выровнялось и стало более глубоким. Я почувствовал, как завибрировало ее тело, появились слабые судороги. Я понял, что она перестала контролировать свое тело. Мила лежала спокойно, но иногда пальцы её рук принимали неестественное положение и холодели, но мне достаточно было сжать их посильнее, как гибкость и тепло возвращались. Несколько раз y нee нарушался ритм дыхания, и я возвращал ей правильный ритм. Но я чувствовал, что не достигаю основной цели: заставить её пережить роды. Тогда я вошел вместе с ней в то состояние, в котором она пребывала, и стал направлять потоки энергии, заполнявшие ее и меня, в область таза, и когда они вызвали ту боль, которую я недавно пережил сам в нижней части живота, и у меня начались судороги, я вышел из этого состояния, но видел, что судороги начались у Милы. Её тело изгибалось, скрючивалось, испарина выступила у неё на лбу. Она открывала рот, чтобы закричать, но крика не было. Вдруг Мила стала задыхаться. Она хваталась рукой за шею, пытаясь убрать что-то мешающее ей, и я держал свои руки у её шеи, снимая неприятные ощущения энергией своих рук. Когда страшные переживания закончились, она затихла, и по её лицу потекли слёзы. Лицо выражало покой и радость.

Когда я вывел Милу из необычного состояния, на её лице плавала счастливая улыбка.

— Как твоя голова? — спросил я.

— Да подожди ты с головой… Я такое видела. Мои не поверят. А что будет с девчонками, с ума сойти.