Вскоре полоса из светлого камня упёрлась в подножье холма, высокого и пологого, со скошенной вершиной. Основание было по самым грубым прикидкам километра полтора в диаметре. В конце дороги высилось дерево в три обхвата с густой кроной, сильно прижатое к склону. Нижняя ветвь, с человеческий корпус толщиной, росла от основания под острым углом. С неё свешивались жёсткие вьюны, покрытые мелкими белыми цветами. Тейт сглотнул, покрепче сжал мою руку, затем, упрямо склонив голову, отвёл в сторону эту естественную "занавеску" и шагнул в открывшуюся арку.
То, что я приняла за холм, оказалось кольцом высоких стен.
Внутреннее пространство было выложено тем же светлым камнем. В нагромождениях скальных обломков я не сразу опознала строения, но потом заметила окна… и почти сразу почувствовала присутствие других людей.
Они просто выходили из своих странных домов, но по ощущениям — выплывали, как призраки. Высокие — по большей части выше нас с Тейтом. Непривычно одетые… У одних — сильно облегающие трико, где между штанинами накручено множество лент, скрывающих силуэт, но не мешающих двигаться. У других — сочетание невероятно широких брюк, перетянутых у колен и у щиколоток, со свободной кофтой, подобранной у пояса, у локтей и запястий так, что казалось, точно фигура состоит из шаров. У многих головы закутаны лёгкими шарфами на манер рыхлого тюрбана, и у всех — такие же "шарфы" широкими кольцами лежат на плечах, в несколько слоёв.
Ни у кого нет длинных волос — стрижки короткие, самое большое, по плечо.
И, шрах, даже не понятно, кто женщина, а кто мужчина…
Я рефлекторно выпрямила спину и расправила плечи почти до боли.
Рыжий упрямо вздёрнул подбородок. Между бровей появилась едва заметная вертикальная складка. Многие их тех, кто попадал в мой купол, ощущались размытыми тенями, эмоции и мысли словно что-то глушило. Никакой прямой агрессии, но у некоторых ярое неодобрение, липкая зависть, злость, предвкушение неприятностей для кого-то другого. У других — наоборот, сочувствие. В двух или трёх местах мигнули тёплые чувства — симпатия, радость, восхищение.
Большинство же были как зрители в цирке, когда дрессировщик без хлыста выходит к хищнику.
— Я вернулся, — громко сказал Тейт. Тут же притихли те, кто до сих пор перешёптывался. — И не один.
Тут собралось примерно три десятка человек, и постепенно вокруг нас сжималось кольцо. После этих же слов точно волна разошлась — любопытство, недоверие, жадность.
Вскользь я ощутила уже знакомый образ: насилие-использование-выгода.
Резонанс.
Ох, мамочка и папочка, дядя Эрнан, дорогая Нэсс, заберите меня отсюда…
— Вижу, — произнёс кто-то красивым певучим голосом — оттуда, где было особенно густое пятно зависти и злости.
У меня мурашки по спине пробежали. Но продолжить незнакомцу не позволили. Вдали вдруг завопил кто-то — и с размаху врезался в толпу. Кто успел, тот сумел отступить в сторону.
Кто не успел — оказался на земле.
— Тейт, тварь рыжая! — заорал новоприбывший, расталкивая локтями последний, ближний ряд — и метнулся к нам чёрно-белой кометой. Он был высок и тощ, одет в белое трико с паутиной серых лент от бёдер до колена и в два чёрных "шарфа" — на голове и на плечах. От него разило чистым восторгом, как новыми духами от сумочки Лоран на выходе из парфюмерного. — Тейт, ты тварюка, я тебя обожаю!
Он разом обнял нас двоих и крепко стиснул. Рыжий заржал, я с трудом выдохнула. Потом незнакомец отстранился и как следует дёрнул его за ухо.
— Ты вообще думал, что делал? — Дальше последовало какое-то малопонятное ругательство. Что-то связанное с совокуплением с айрами в неблагоприятных условиях вроде бы. — Но ты правда это сделал! Везучая тварь!
Тейт выпятил грудь:
— Это потому что я самый…
— Балда! — Долговязый несильно стукнул его по лбу и улыбнулся: — Это потому что ты дурак. А дураки так легко не дохнут.
А я наконец смогла рассмотреть его. Лицо у долговязого оказалось приятное, по моим меркам даже красивое. Широкий лоб, светло-серые миндалевидные глаза, прямой нос, на нижней губе — два аккуратных симметричных шрама. Украшение, что ли? Портило его только почти полное отсутствие бровей, от которых остались два тёмных кругляша у переносицы.
— Я вообще не дохну, — немного обиженно откликнулся Тейт, но долго дуться не смог и тут же затараторил: — Кого я поймал! Смотри, это Трикси Бланш, — крутанул он меня, как куклу. — Красивая, да? Скажи, красивая? Моя добыча!
— Застолбил? — улыбнулся одними губами долговязый.
— И она по-нашему понимает, — добавил рыжий.
Я склонила голову к плечу, подтверждая. Его приятеля это почему-то страшно смутило. Он явно предпочёл бы, чтобы экспрессивный пассаж насчёт айров прошёл мимо моих ушей.
— Значит, Трикси Бланш, — повторил он, слегка коверкая имя. У Тейта в своё время получилось ловчее. — Я Кагечи Ро, друг Тейта. Выходит, ты приняла его?