Я стоял и смотрел на плотно закрытый занавес, на молчаливые ряды пустых кресел. Значит, наступит такой день и час, когда на этой самой сцене состоится спектакль театра, которого еще нет. Придут шумные ребята. Рассядутся в креслах. Прозвенит первый звонок. Второй и третий. Погаснет свет в зале. Сразу затихнут ребята. Заиграет оркестр, и медленно откроется занавес.
Что же это будет за спектакль? Какая пьеса? Какие актеры будут ее играть?
Раз меня позвали сюда для разговоров об организации театра, значит, от меня, вероятно, и ждут ответов на эти вопросы, а я ни на один из них ответить не могу. Вот и сейчас, разговаривая с незнакомой девушкой, я говорю что-то невнятное о том, что, как мне кажется, куклами надо играть то, чего не могут сыграть люди, – иначе незачем делать кукол. Но что это такое – «то, чего не могут сыграть люди», я объяснить не умею. Это тем более меня смущает, что в течение разговора мне все больше и больше становится ясным, что мой партнер по беседе – человек, в театре понимающий и, несмотря на свою молодость, умеющий и думать ясно и мысли свои излагать точно.
Вошел секретарь и сказал, что директор освободился и ждет. Девушка проводила меня до двери кабинета.
Очень часто мне хочется вспомнить лицо этой девушки, но, как я ни напрягаю свою память, из этого никогда ничего не выходит. И не потому не выходит, что с тех пор прошло слишком много времени, а потому, что время это было непрерывно, и как начали мы с ней пятьдесят лет назад говорить о том, каким должен и каким не должен быть кукольный театр, так долгие годы разговора этого и не прерывали. И трудно мне было, глядя на взрослую седую женщину, мать двоих детей и бабушку пяти внуков Ленору Густавовну Шпет, вспомнить ту двадцатишестилетнюю девушку, которая с первого же дня организации театра приняла в нем самое горячее участие, вначале как работник театрального сектора Центрального Дома художественного воспитания детей; потом, когда театр получил самостоятельность, она стала заведующей его литературной частью, одним из самых активных строителей театра, одним из ближайших моих друзей и советчиков не только по вопросам репертуара, но и по многим вопросам театральной жизни.
Теперь Леноры Густавовны нет. Она умерла в сентябре семьдесят шестого года. За несколько дней до ее смерти мы обсуждали с ней рукопись той самой книги, которую вы сейчас читаете.
Тогда, в тридцать первом году, я совсем не думал о том, что с позвонившей мне девушкой буду в течение почти полувека встречаться чуть ли не ежедневно. Тогда я распрощался с ней и вошел в директорскую дверь.
Короткий разговор
Был я у директора недолго. Никаких репертуарных деклараций он от меня не требовал, так как сперва необходимо было выяснить чисто организационные вопросы. Для этого я должен был составить приблизительное штатное расписание (сказать, сколько нужно актеров, музыкантов, художников, рабочих сцены) и смету расходов и доходов, чтобы определить, какая будет нужна дотация, то есть сумма денег на покрытие убытков. Вряд ли доходов от спектаклей будет достаточно, чтобы оправдать все необходимые расходы.
Но как бы ни был короток наш разговор, он меня напугал. Такие слова, как «штатное расписание», «смета», «финансовый план», которые мой собеседник произносил самым естественным голосом, как что-то само собой разумеющееся, казались мне словами просто страшными своей непонятностью.
Откуда же мне знать, сколько и каких именно нужно актеров, когда я даже не знаю, где их достать? И как я могу догадаться, сколько денег пойдет на постановку спектаклей, если у меня нет ни малейшего представления, что это будут за спектакли?
Окончательно ясным было только одно: взять на себя административно-финансовое руководство новым театром я не могу, так как ничего в финансах, штатах, сметах и балансах не понимаю.
Только через много лет, когда меня все-таки директором назначили, я понял, что хоть сметы, планы и балансы – дело действительно трудное, но знать и понимать их необходимо всякому руководителю театра, хотя бы он и не был директором. Творчеству они не мешают, а помогают, потому что, казалось бы, мертвые и абстрактные цифры этих смет становятся живыми и конкретными, когда поймешь их органическую связь со всей творческой жизнью театра. Но тогда я ничего этого не понимал, да и не мог понимать, а следовательно, и директором тоже быть не мог.
«Ну что ж, порекомендуйте нам человека на должность административного директора, а сами будете художественным руководителем!»
Положение мое таким образом еще больше осложнилось. Мало того, что нужно найти будущих актеров будущего кукольного театра для того, чтобы они играли абсолютно туманные для меня будущие спектакли, необходимо, оказывается, искать будущего директора!
На этом наш разговор и закончился, и я в достаточно смущенном состоянии вышел из здания Центрального Дома художественного воспитания детей.
Театр организован