Моя профессия

Было много отдельных ошибок и в тех спектаклях, которые я считаю удачными. Но как это часто бывает, были и отдельные удачи в спектаклях, которые в основном я считаю ошибочными. Поэтому я не имею права зачислить целиком в актив наши удачные спектакли и в то же время не могу зачислить целиком в пассив спектакли плохие.

Конфликт между темой и формой

Безусловной неудачей был второй по счету выпущенный нами спектакль – «Эхо-болтун». Темой пьесы, написанной Всеволодом Валериановичем Курдюмовым (в дальнейшем написавшим для нас две хорошие пьесы), была борьба итальянских патриотов-коммунистов с фашистами Муссолини. Тема серьезная, по тому времени современная, нужная.

Нельзя сказать, чтобы автор не понимал, какое значение в драматургии театра кукол имеет физическое поведение персонажей. И, безусловно, во время работы над пьесой автор именно кукол видел в качестве ее исполнителей. Если к этому прибавить, что события развивались в пьесе интересно, напряженно и остро и что пьеса была написана хорошим языком, то надо сделать вывод, что имелись все предпосылки для хорошего спектакля.

И в то же время это было не так. В гораздо большей степени, чем в пьесе «Джим и Доллар», здесь обнаруживался разрыв между серьезностью темы и чисто внешней занимательностью сюжета.

Основным сюжетным стержнем пьесы, создающим и разрушающим внешние конфликты, был попугай. Его способность запоминать и механически повторять услышанные слова то раскрывала чьи-то тайны, то пугала кого-то, то путала, так как многие персонажи пьесы принимали слова, произнесенные попугаем, за сказанные другим персонажем. Для чисто сатирической темы такой авторский прием мог бы подойти. В том числе и для высмеивания фашистов. Но среди героев пьесы были персонажи безусловно положительные, несущие серьезную тему, и эксцентрический детектив их дискредитировал.

Ни я, ни мои товарищи не понимали тогда порочности авторского приема. Нам нравилась и политическая серьезность темы, и напряженность сюжета, и его безусловная занимательность.

Нам казалось, что мы ставим спектакль куда более значительный, чем «Джим и Доллар». А вышел он у нас просто плохой. Прошел сорок раз, и мы его с репертуара сняли.

Почти столько же раз (всего на семь больше) сыграли мы и следующую постановку – пьесу Сперанского «Поросенок в ванне». В этой пьесе не решалась какая-либо политическая тема. Это было сатирическое обозрение на тему о культуре быта и бытовых взаимоотношений. Действие происходило в разных квартирах одного и того же дома. Дворник этого дома, которого играл живой человек, комментировал действие и показывал зрителям то одну, то другую квартиру, снимая поочередно отдельные куски стены. Получался как бы дом в разрезе. Дворник не был только комментатором. Он вступал в общение с жителями дома, разговаривал с ними, в той или иной степени влиял на развитие событий.

И в этой пьесе было много положительных элементов. Опять-таки автор, безусловно, именно кукол видел ее исполнителями. Опять-таки действие характеризовалось физическим поведением, и опять-таки пьеса отличалась хорошим языком. Не было здесь и той ошибки, которая была в пьесе «Эхо-болтун» – не было разрыва между избранной автором темой и драматургическим приемом.

Думаю, что недолговечность этого спектакля объясняется тем, что авторское обозрение не имело настоящего сюжета. Не имело стержня необходимости. Той необходимости, которая есть в покупке «мертвых душ» Чичиковым. Одним словом, той чисто сюжетной необходимости, которая держит всякое хорошее обозрение и позволяет по дороге движения сюжета решать тему.

Не сказка, не быль

В течение трех лет – с тридцать четвертого по тридцать седьмой год – мы сто пятьдесят два раза сыграли спектакль «Братья Монгольфье». По этим чисто статистическим признакам спектакль наш надо было бы признать удачей, а в то же время и его я считаю неверным и неудачным.

Тема пьесы, написанной Галиной Владычиной и Елизаветой Тараховской, была, так сказать, историческая, научно-популярная: изобретение братьями Монгольфье воздушного шара. Сюжет – борьба изобретателей с косностью, с врагами науки, в том числе и с французским королем. Зная, что они пишут пьесу для кукольного театра, авторы стремились сделать ее прежде всего внешне интересной, смешной, веселой, а в изображении короля и придворных – сатирической.

И вот тут разрыв между темой и сюжетом достиг такого размера, что стал пропастью. То, что мы играли, не имело никакого отношения ни к научному изобретению, ни к историческому факту. Конечно, это было смешно, когда французский король в мантии и короне, взяв огромные ножницы, старался разрезать неведомо почему ненавистный ему воздушный шар. Это было смешно, но какое же это имело отношение к истории полета? Фактически этот спектакль был искажением истории, искажением научного изобретения, вульгаризирующим и то и другое.

Опять-таки мы этого тогда не понимали. Нам казалось, что мы поставили интересный спектакль, да внешне он и был интересным, занимательным.