Моя профессия

Том Томсон из Томпаго Томби принимает мальчика и его собаку в свой джаз. Уж очень весело и заразительно они играют. Джим поет и дует в трубу, а Доллар бьет хвостом по струнам и лает в такт. Контракт заключен. Завтра смешные музыканты вылетят в Европу.

Но и этот план срывается. В воздухе произошла авария, и, спасшись на парашюте, Джим и Доллар попадают в Африку. Вместе с такими же неграми, как и он, Джим под ударами хозяйского хлыста работает на табачной плантации, а затем его отправляют юнгой на пароходе, везущем табак в Италию.

Но как только пароход прибывает в итальянский порт, Джим бежит. О его побеге кричит радиорупор на площади, и, если бы не помощь итальянского рабочего, его схватили бы полицейские.

Джим и Доллар добираются до Польши. Польский железнодорожник, узнав о цели путешествия двух друзей, отвлекает внимание жандарма и помогает мальчику и его собаке вскочить на площадку вагона товарного поезда, идущего к границе.

Наконец-то Джим и Доллар в Советском Союзе!

Из ошейника собаки Джим достает письма – приветствия советским детям от тех, кто помогал ему в его путешествии: от американского матроса, итальянского рабочего, польского железнодорожника. Появившийся перед ширмой актер читает эти письма по-английски, по-итальянски и по-польски и переводит их зрителям.

Спектакль окончен, и Джим, обращаясь в зрительный зал, говорит единственную фразу, которую он знает по-русски: «Да здравствует Эс-эс-эс-эр!»

Нашу незавершенную работу над пьесой «День рождения» я определил как эстафету ошибок, так как пьеса эта была родной сестрой многих пьес, родившихся от морганатического брака, в котором отец – заслуживающий всяческого уважения народный Петрушка, а мать – легкомысленная деклассированная интеллигентка, имя которой – ретроспективизм.

В какой-то степени пьеса «Джим и Доллар» была тоже принята по эстафете. Похожая и по теме и по сюжету кукольная пьеса Юрия Гауша «Негритенок Том» была еще в двадцать четвертом году поставлена в Ленинграде, а затем шла и в других городах.

Основная ошибка обеих пьес, как, впрочем, и многих других, принадлежавших другим авторам, была в разрыве между серьезностью политической темы (капитализм, безработица, угнетение колониальных народов) и примитивностью ее решения путем наслаивания эксцентрических детективных эпизодов.

Если бы сейчас я предложил такую пьесу к постановке, то при первом же чтении актерам она была бы забракована шумно и единогласно. Но тогда, в тридцать втором, она была шумно и единогласно одобрена.

Помимо недостатков самой пьесы было много неверного и в постановке этого спектакля.

Не знаю, то ли из-за слова «Америка», то ли из-за того, что не только в архитектуре, но и на сцене некоторых театров был в то время модным конструктивизм, но ширма нашего спектакля, обладая многими функциональными достоинствами, внешне оказалась лишенной художественного образа.

Совсем не удались и некоторые эпизоды пьесы. Например, не вышла сцена американских безработных. В ней сказалась неопытность и драматурга, и художника, и режиссера.

Драматург, представляя себе эту картину, безусловно, видел перед своими глазами не кукол, а живых людей. Художник не сумел, да и не мог в куклах, надевающихся на три пальца руки, преодолеть свойственную этим куклам нескладность и комичность. Режиссер, то есть я, не понимал, что нельзя соединить несоединимое. Серьезность и даже трагичность обстоятельств этой картины дискредитировались куклами, и, сколько мы ни бились, в конце концов от сцены безработных пришлось вовсе отказаться.

Сейчас, вспоминая этот спектакль, я вижу, что мы, во-первых, повторили в нем многие чужие ошибки, а во-вторых, и сами много ошибок сделали. Но по крайней мере три четверти из них мы тогда почему-то не замечали. Да и не только мы.

«Джим и Доллар» имел настоящий большой успех и был хорошо встречен прессой и общественностью Москвы, Ленинграда, Киева, Тифлиса и многих других городов.

Мы играли его четыре года подряд, показав пятьсот девятнадцать раз. И как бы я сейчас ни относился к ошибкам, совершенным театром в этой постановке, я не имею права только ругать ее. Это было бы несправедливым и нечестным по отношению к спектаклю, утвердившему за нами право называться театром.

Как ни полезна самокритичность, она не должна превращаться в восторженное самобичевание. И если необходимо разбираться в своих ошибках, то и в удачах разбираться тоже надо. Тем более, что внешняя удача нашей премьеры была налицо.

Почему же удача?

Объяснением служат те десятилетия, которые отделяют сегодняшний советский театр кукол от того, каким он был в тридцать втором году.

За это время кукольный театр прошел такой большой путь, что если я с сегодняшних позиций буду судить о качестве «Джима и Доллара» и давать ему оценку, то вряд ли он заслужит даже такой скромный балл, как три с минусом.

Но если представить себе, что было в этом спектакле нового для того времени, оценочный балл нужно повысить и поставить нашему спектаклю пять.

Качественно новое было во всех компонентах этого спектакля.