Моя подруга всегда против

– Бабки я тебе достану, не вопрос. Их надо будет внести на счет в банке. Этим всегда занимался TCP, но я могу узнать реквизиты, они должны где-то быть. Как поступить – в обычном порядке или передать нал местным ребятам Чанга, – решай сам. Ты – главный. – Назим дружески похлопал меня по плечу: – Свяжись со мной, если что будет нужно. – Подойдя к зеркалу, он повертел головой, оглядывая свою прическу. – Можешь на меня рассчитывать. Давай дружить, а? Черт, ты только посмотри, сколько времени. Пора идти, потом поговорим, ладно?

Назим выскочил за дверь, я остался в туалете наедине с собой. Я бы простоял столбом много лет, если бы, пытаясь ухватить разбегающиеся мысли, не зацепил одну из них. Мысль пинком вернула меня к жизни, и я сорвался с места в галоп. Спустя несколько минут, одышливо сипя, как спаниель, я влетел в офис учебного центра и подскочил к шкафу с документами. Дэвид Вульф глядел на меня, сдерживая улыбку.

– Что случилось, Пэл? В тебя вселился инопланетный разум?

Пропустив замечание мимо ушей, я начал рыться в бумагах TCP, бегло просматривая их и бросая прямо на пол. За моей спиной укоризненно цокала языком Полин Додд, прибавляя громкости с каждым цоком. Наконец я нашел, что искал.

Я держал в руках клочок бумаги с датой, номером и трехбуквенным сокращением. Дата, очевидно, указывала на срок платежа. Номер – не иначе номер банковского счета. А 100 000 ГКД означали сто тысяч гонконгских долларов. Я сел за компьютер, открыл в Интернете страницу с курсом валют. По текущему обменному курсу 100 000 ГКД равнялись девяти с половиной тысячам фунтов. Сумма была неожиданно велика и одновременно странным образом несолидна.

Назим небрежно обронил «несколько тысяч фунтов». Если девять с половиной тысяч – это «несколько», то придется попросить его спуститься чуть поближе к земле. Ясно, что деньги выделялись немалые, и мне даже стало приятно оттого, что кто-то в нашем университете располагал подобным бюджетом. Но смутная тревога не покидала. Такую сумму неплохо положить в карман, но вряд ли ею можно соблазниться настолько, чтобы сбежать с ней в Бразилию. Хватит на три недели кутежей с шампанским, не более. TCP ни за что бы не повелся на столь маленькую сумму. Кажется, Назим говорил, что TCP прихватил «много чего еще». Интересно, как много и чего? Я был страшно возбужден. TCP способен всучить кому угодно машину со скрученным спидометром и гнездом голубей, свитым на том месте, где был мотор, но вряд ли он украдет деньги без всякой причины. Это на него не похоже. Либо сумма была совершенно колоссальной и он не устоял. Но почему его волновали законы о выдаче преступников? Ясно ведь, что университет не станет жаловаться в полицию из-за кражи черного нала. TCP, конечно, постарается спрятаться получше, но, с другой стороны, искать его будет отнюдь не полиция Северо-Восточной Англии.

И я опять впал в состояние задумчивого анабиоза.

– В чем дело?

Изнуряющие ежедневные угрозы вперемешку с посулами наконец возымели действие, и дети доели отмеренные с боем, неравные порции ужина. Теперь они сражались на мечах из подручного материала в гостиной. Мы с Урсулой сидели среди послевоенного хаоса на кухне и перекусывали, используя короткий миг неестественного затишья, прежде чем бросить монету и определить, кому идти заставлять детей чистить зубы на ночь.

– Ни в чем, – ответил я, без аппетита мучая картофелину.

– Ой, ну конечно, ни в чем. Опять у Пэла приступ хронической нивчемности?

– Ладно. Не в том, чему бы ты могла помочь. Так сойдет?

– Все равно поделись. Я тебе все рассказываю, даже если ты не можешь помочь.

– Попробовал бы я тебя не выслушать.

– Давай так: или рассказывай, в чем дело, или кончай корчить из себя страдающего героя. У Аль Пачино в кино это получается интересно, но в реальной жизни я тебе засуну в ноздрю вот эту фрикадельку, если не прекратишь немедленно. Все еще дуешься из-за своего маленького члена?

– Нет. Это связано с работой. Просто…

– Только не надо говорить о работе… Знаешь, что сегодня учудила Ванесса?

– Попала на крючок к триадам?

– Засунула куда-то стопку моих отчетов и заявила, что я сама виновата. Я так разозлилась, что потеряла дар речи.

– На меня ты никогда так не злишься.

– Нет, я вправду хочу поменять работу. Сил больше нет. Ума не приложу, из-за чего Ванесса ко мне цепляется.

– Да потому что она – уродина. Каждый день, когда она видит тебя, ей становится нестерпимо ясно, какая она жуткая уродина. Ее корчит оттого, что ты ходишь веселая и счастливая, а она – с уродской мордой.

– Всякий раз мне кажется, что уже ничего глупее нельзя придумать, но ты раскрываешь рот и… – Урсула щелкнула пальцами, – превосходишь самого себя. Ванесса обвинила меня в пропаже отчетов, потому что она – уродина? Ты серьезно?

– Да.

– С чего ты взял? Во сне привиделось?

– Но это же элементарно. Во-первых, вид у нее действительно отвратный, разве не так?

– Ну… м-м… дело вкуса. У нее… м-м… пропорциональная фигура.