Моя. Под запретом

– Лады, – кивнул Алек.

На словах все было просто. А на деле? Сколько времени будет у Алека наедине с Марьяшей? Полчаса? Минут сорок? Неважно. Он хотел рискнуть, потому что уже, черт раздери, соскучился. Ему было мало ее. Мало.

И закралась тревожная мысль. А вдруг не придет? Марьяша ведь может легко и просто послать его.

Нет, должна прийти. Должна.

Но на всякий случай для подстраховки Алек вынул телефон из кармана и набрал короткое сообщение новому абоненту. Ответа ожидаемо не пришло. Но фраза была прочитана. Алек будто воочию увидел, как малышка смущенным взглядом пробежала по строчкам.

Фальковский убрал гаджет в карман. Определенно нужно завязывать с эмоциями, фильтровать их. Раньше ведь получалось.

Мобильник ожил, Алек вынул его и взглянул на дисплей.

– В овощной заскочить? Как раз по пути. За лимоном. Слишком палевно скалитесь, Алек Олегович, – сухо заметил Лева, и только благодаря другу Фальковский понял, что действительно лыбится. Даже непривычно как-то.

– Помнишь, тебе кто-то доставал билеты на премьеру в театр? На сегодня сможешь организовать? – удивил Алек охранника вопросом.

– Здрасти, приплыли, – выругался Виткинчук. – Клуб отменяется?

– Все в силе. Но в театр попасть нужно, – спокойно ответил Фальковский.

На самом деле, он плохо представлял себя среди зрителей. Но если Марьяша будет рядом, потерпит. Главное, чтобы Ржавый достал билеты на места повыше и поспокойнее. В идеале – отдельный балкон, ложу, VIP или как там они в том театре называются? Неважно. Важно то, что Марьяна сообщила ему, где будет находиться сегодня вечером. Сама.

* * *

Алек бесился. Понимал, что оснований для гнева и раздражения нет, понимал, что девочка все правильно делает, не привлекает внимание, даже толком не смотрит в его сторону. Все понимал. Но бесился. Люто.

Испытывал такую ярость и злость, что, кажется, из ушей валил дым, а из ноздрей – пламя. Огнедышащий дракон, не иначе. Именно так и ощущал себя Фальковский, глядя на Марьяшу.

Драконом, которому неистово хотелось добраться до белокурой принцессы.

Марьяну невозможно было не увидеть сразу. Моментально. Как только она появилась в холле под руку с братом. Признаться, Фальковский удивился, увидев Тахировых почти в полном составе: Тамерлана с женой, Баграта с невестой и Марьяну. Не знал, что Тамик Тахиров может быть ценителем театрального искусства. А потом, когда Маша всего лишь мазнула взглядом по хмурому Алеку, все позабылось.

Фальковский перехватил этот взгляд. Короткий. Робкий. Через толпу народа и суету. И все замерло, застыло, звуки исчезли.

Краем сознания понимал и видел, как напряглась охрана, столкнувшись в здании с людьми враждующего клана. Быть беде, определенно.

Однако Алек, не отводя взгляда от Марьяши, подал знак своим, чтобы и не думали хвататься за оружие. И Ржавый страховал.

Первым подошел Бага. Тахиров не торопился пожимать руку Фальковскому. Но очевидно не был настроен враждебно.

– Какими судьбами? Думал, ты предпочитаешь тусовку другого плана, – хмыкнул Баграт.

– Просвещаюсь культурно, – небрежно пожал плечами Алек и бросил многозначительный взгляд за спину молодого мужчины.

Баграт не сдвинулся с места, будто заслонял собой свою семью. И Алек, что уж скрывать, понимал поступок Тахирова. Он бы и сам не стал знакомить близких с конкурентом и главой враждующего клана.

– Пора занимать места, – хмыкнул Бага и все-таки пожал руку Алеку, – говорят, интересная будет постановка.

Фальковский согласно кивнул. Он не торопился идти в зал. Пусть и маячил сейчас, как бельмо на глазу. Зато удалось перехватить еще один Машкин взгляд. Немного не то, что Алек хотел бы сейчас получить от малышки, но в свете сложившейся ситуации – сгодится.

И вот, уже в зале, под звуки театральной постановки, Алек, пытаясь погасить гнев, смотрел совсем не на сцену.

Марьяша была обворожительно прекрасна. У Алека даже слов таких не было, чтобы описать красавицу. Ему нравилось в ней все: каждый светлый локон, изящная хрупкая шейка, скулы, вздернутый носик, и глаза. Особенно манили глаза. Хотя, от жадного взгляда не укрылось и декольте на вечернем платье девушки.

Потому, откровенно признаться, Алек и разозлился. Кто же надевает такой наряд в театр? Там же все напоказ! Все! И это жутко бесило. И возбуждало.

Точеная фигурка, затянутая в ярко-синий шелк, вызывала в памяти Алека каждый девичий стон, будоражила нервы мужчине, выуживала на свет самые порочные фантазии. Словом, Алек Олегович злился от того, что Маша, сногсшибательно красивая и соблазнительная, находилась сейчас в зоне недосягаемости.

Наверное, ему даже смотреть на нее не стоило сейчас. А он смотрел. Ведь не мог иначе. Пялился, пожирал взглядом, жадно ловил каждое движение в полумраке зала. Злился дико. Потому что Марьяша улыбалась и родне, и охране, и тому самому недоумку, который был ее личным телохранителем. Словом, Фальковский ненавидел сейчас всех, кому улыбалась Марьяна.

Но вдруг девушка, повернув голову, взглянула и на него. Многозначительно. Будто пыталась что-то сказать.