Моя по умолчанию

Затаскиваю наш чемоданчик на второй этаж. На кровать стараюсь не смотреть. Я так этого хотел, что теперь боюсь оплошать. Обкончаться, как последний придурок. Вот будет смех!

Я не брал одежду на смену, потому как на даче у меня хватает барахла. Достаю из шкафа смену белья и, пока Даная разбирает сумку со своим, трусливо сбегаю. Потом долго-долго моюсь в ванной на первом этаже. Чищу зубы и бреюсь! Я не разбрасываюсь пустыми обещаниями. Сказал, буду бриться дважды в день – значит, буду. Не дело, что она каждый раз мучается раздражениями. Хотя, признаться, мне совершенно по-животному отрадно наблюдать на ней свои метки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍У двери в спальню медлю. Делаю глубокий вдох и лишь тогда открываю. Даная стоит ко мне спиной, лицом к старинному зеркалу. На ней – какое-то совершенно потрясающее в своей красоте белье и пеньюар в тему. Я забываю, как дышать. Делаю шаг вперед, появляясь в поле ее видимости. Даная испуганно прикрывается ладонями.

– Эй, ты чего? Я ведь все один фиг увижу.

– Это меня и беспокоит, – вздыхает она.

– Беспокоит? Но почему?

– Потому что я совершенно не в той форме, в которой бы хотела предстать перед понравившимся мужчиной.

– Я не мужчина. Я – твой муж. А тут… – укладываю свою руку поверх ее, – растет мой ребенок. Что же мне может не понравиться? – шепчу ей на ухо, задевая зубами мочку. Я ни хрена не поэт. Но выходит, вроде бы, складно. Даная неглубоко вздыхает и невольно наклоняет голову к плечу, давая мне чуть больше места для маневра. Целую шею, развязываю поясок. Каждое движение выходит нетерпеливым и рваным, так как руки трясутся. Веду ими чуть ниже. Распластываю на животике в попытке уместить в ладонях как можно больше ее. Впиваюсь взглядом в наше отражение.

– Смотри. Красиво?

Даная медленно поднимает ресницы. Сглатывает. Под нежной кожей горла прокатывается ком. Мои руки кажутся слишком темными на фоне ее медовой кожи и белоснежного белья. Трусиков-паутинок. Лифчика без всяких пуш-апов, которые ей совершенно не требуются.

– Да… – шепчет и снова зажмуривается.

– А так еще лучше, – осторожно веду вверх. Поддеваю большими пальцами край бюстика и спускаю его под грудь. На этот раз Даная широко распахивает глаза без всяких дополнительных просьб. Скольжу подушечками по освобожденным возбужденным соскам. То, что мы не избавились от одежды, добавляет происходящему пикантности. Я завожусь просто нереально. На висках выступает пот. Спина покрывается испариной. Там, где наши тела соприкасаются – горит кожа. Но я все равно хочу больше. Одной рукой обнимаю ее, смяв груди. Второй пробираюсь вниз. Поддеваю трусики-паутинки. Накручиваю в два оборота на палец, так что те врезаются в розовую возбужденную плоть, от чего Даная протяжно стонет и начинает заваливаться вперед. Не то чтобы мне не был понятен ее замысел… Что тут непонятного, когда она, упершись двумя ладонями в крышку трюмо, призывно прогнулась в пояснице? Но для первого раза это как-то… неправильно, что ли? С другой стороны – это так горячо, то, что я вижу ее и спереди, и сзади, и вообще со всех ракурсов из-за расположения зеркал, что у меня поджимаются яйца.

Касаюсь лбом местечка между ее лопаток:

– Ты уверена, что хочешь так?

– Господи, да какая разница?

И правда?! Кто сказал, что в этом деле есть какие-то правила? Отстраняюсь всего на секунду. Сбрасываю шорты. Обхватываю стояк и веду между ее широко расставленных ног, по мокрому кружеву, смявшему припухшие складочки. Глаза разбегаются – не знаю, куда смотреть. То ли в ее мутные от желания глаза, то ли туда, где я ее… я ее… Даная подается вперед, и я чувствую, как меня затягивает силой ее желания. Это непередаваемо, возмутительно хорошо.

– Я знал… – шепчу, бесцеремонно перехватывая инициативу.

– Ч-что?

– Что это будет идеально. Ты моя… Для меня. Вот так, да? – с силой подаюсь и отступаю. Даная молчит, сконцентрировавшись на достижении удовольствия, тогда как мне жизненно важно, чтобы она сказала… сказала.

– Ты моя…

– Да!

– Ты моя…

– Да-да-да… – ритм становится по-настоящему бешеным. Не в силах устоять на ногах, она ложится грудью на столик, и когда мне кажется, что я не выдержу и сорвусь, отлетает, сжимая меня, как в тисках.

Глава 16

Даная

– Для женщины, которая еще недавно меня стеснялась, ты удивительно раскованна.

Выключаю микроволновку и оборачиваюсь к развалившемуся под елкой Астахову. Тот лежит, подперев рукой щеку, а свободной – щиплет виноград, красиво разложенный на тарелке из антикварного сервиза. И так хорошо при этом выглядит, что хоть картину с него пиши. Или ваяй скульптуру. Хотя справедливости ради стоит отметить, что все же он не идеален в плане пропорций. Особенно в том месте, что принято стыдливо прикрывать фиговым листком.

– Ты жалуешься, я не пойму?

– Ни в коем случае!

– Тогда что тебя смущает?

– То, что я сотрусь, если еще хоть раз на тебя залезу, – смеется, откинув голову.