Я прождала его в столовой до самого обеда, но он так и не появился. На ужин тоже. Не пришел он ко мне и вечером, и на следующий день.
— Выписали его, — сообщила с видом «совершенно секретно» дежурная медсестра, которой надоело наблюдать, как я с видом призрака уже вторые сутки брожу по коридорам.
Я не ответила.
В конце третьего дня без Славки я пришла к выводу, что я была гораздо спокойнее и счастливее до того дня, как повстречала его. Надо же было впервые влюбиться в того, кому я не нужна! Даже попрощаться не пришел!
На четвертый день ко мне в палату заглянул сперва мой лечащий врач с радостной новостью, что меня наконец-то выписывают, затем появилась Ленка.
— Ну что? Как ты? Держишься?
Вопрос был явно спровоцирован моими телефонными звонками. С тех пор как исчез Слава, я звонила ей и говорила, говорила…
— Нормально. Уже почти ничего не болит! — Я попыталась изобразить веселую улыбку, переодеваясь в привезенные ею джинсы, кофту и куртку. Обула кроссовки, и тут меня прорвало: — А я ему про сон рассказала! Про знак, про ветер! Представляешь? А он! Говорит, что надо исполнить предначертание сна. А откуда я узнаю, какое у этого сна предначертание? К чему эти звезды и что должен означать в моей жизни этот яростный ветер?
Лена хотела что-то сказать, но тут распахнулась дверь и заглянула знакомая дежурная медсестра, частенько «не замечавшая» наших со Славкой ночных походов в зимний сад. Увидев меня, она расплылась в счастливой улыбке.
— Ты еще тут? Как здорово! А я думала, уже ушла!
— Тут! — Я насторожилась. — А что случилось?
— Так посетитель к тебе! Пускать?
— Пускайте! — Я растерянно переглянулась с Ленкой. — А кто?
— Так Славка твой! Ярослав Ветров! — Она заулыбалась еще шире и шмыгнула за дверь.
Виктор Есипов
Виктор Михайлович Есипов родился в Москве, окончил Калининградский технический институт рыбной промышленности. Поэт, литературовед. Старший научный сотрудник ИМЛИ РАН им. Горького. Рассказы печатались в «Дружбе народов», в журнале «Новый свет», на сайте журнала «Этажи».
Телефонный звонок
Последние годы я общался с Лерой только по телефону. Поздравлял ее с днем рождения, который приходится на День Парижской коммуны. Поскольку теперь эта дата, этот исторический изыск советской пропаганды никак не отмечается, я стал путаться: то ли это 14, то ли 17 марта. Каждый раз уточнял у нее, но снова забывал. А в этом году мне никто не ответил, когда я набрал ее номер. Я постарался отогнать дурные мысли. Лера, правда, год назад попала в больницу с каким-то своим заболеванием. Но как будто все обошлось. Ну еще, конечно, стала стареть. По телефону говорила несколько медленнее, чем раньше. Но голос ее звучал все так же высоко и чисто.
«Мало ли что? Может, снова попала в больницу, — решил я, — нужно будет позвонить попозже».
Но попозже навалились какие-то дела, и позвонить снова, вспомнив, что и Лера не поздравила меня в этом году с днем рождения, я собрался лишь в начале лета. Трубку снял ее муж.
— А ты разве не знаешь, — сказал он преувеличенно спокойно, когда я попросил позвать ее к телефону, — Лера умерла.
Я смешался, но все же успел сказать все, что полагается в таких случаях, и повесил трубку.
Боже мой, подумал я, Леры больше нет!..
Мы учились в одном институте, но на разных факультетах. Лекции по общеобразовательным предметам были общие. На одной из них я обратил внимание на сидящую рядом очень серьезную девушку с большими выразительными глазами. Это была Лера. Мы познакомились, стали здороваться, встречаясь в коридорах института. Что-то в ней сильно зацепило меня. Она, к сожалению, редко бывала одна, обычно ее сопровождали две подружки из их группы. Но мне удавалось иногда обменяться с Лерой несколькими словами, после чего в душе возникало радостное чувство. Я ощущал потребность видеться с ней чаще. Лера же, видимо, сразу почувствовав мой интерес к ней, отвечала мне определенными знаками внимания, а может быть, мне это казалось.
Когда время окончания занятий у нас совпадало, я поджидал ее у выхода из института. Иногда мне везло — Лера выходила одна, и мы вместе отправлялись домой. Нам было по пути. У главного здания Тимирязевской академии мы садились на трамвай, идущий в сторону центра. Мне нужно было выходить через три остановки — у райсовета, она ехала дальше. Если доставалось свободное место, Лера садилась. А я, стоя и чуть пригнувшись, с замиранием сердца брал ее ладонь в свою, она не отнимала руки. И так мы ехали, болтая о чем-то. А пассажиры рядом с интересом поглядывали на нас.