Моя первая любовь

Вот, даже сейчас я растерялся, вроде бы умею рифмоплетствовать, а не выходит пары слов связать. Потому что красота была настоящая. Ошарашивающая. И не модельная (моделей мне тоже довелось видеть во всяких там журнальчиках), а величественная, пригвождающая тебя к воздуху. Такие женщины не должны находиться в домах писателей, им место — на королевском троне или в раззолоченных носилках, и чтобы осмелившемуся бросить на них взгляд сразу рубили тупую башку.

Ну а уж если инопланетный корабль таких нечеловечески прекрасных существ и занесло в Переделкино — то только на семинар драматургии. Чтобы обсуждать с создателем какой-нибудь киноэпопеи свой артхаусный фестивальный сценарий, попивая ароматный кофе, пока мы, поэты и прозаики, давились дешевым пивом, смакуя свои сюжеты про панков и алкоголиков (кем в большинстве сами и являлись).

Кто-то еще и бросил:

— Она уже два фестиваля со своими фильмами взяла. Ну ясно почему — она же (кхе-кхе) ученица Алексея Штеймана! Старого козла! Ну понятно (кхе-кхе), чему и как он ее там учит! И понятно, почему она выигрывает, — он же председатель жюри на всех этих фестах — ха-ха! И понятно, откуда у нее столько бабок, там только за третье место приз под миллион!

А миллион по тем деньгам было… ну не знаю, как годовой бюджет Пензенской области. Нам-то не то что гонораров не платили, существовала даже обратная ситуация, отраженная в пословице «молодой писатель — это тот, кто издается за свой счет, а пьет — за чужой».

И еще она была коренной москвичкой и в Лите (то есть в Литинституте) училась, а это для всех для нас, выпускников Сельхознавоза или Заборостроительного, казалось вообще нереальным. Великие писатели учили писать пять лет, представляете? А нас кто учил? Улица родная? Ну вот и понятно, чему научила.

И всем нашим эта сценаристочка, разумеется, не понравилась — по той же самой причине. Девчонки ей обзавидовались, а парни — струсили, почувствовав свое собственное ничтожество.

А вот я… В общем, не знаю, влюбился в нее или нет. Наверное, нет, потому что в те годы был очень сознательный и не стал бы прыгать выше головы. Да и она на меня, пожалуй, никогда бы не обратила внимания. Ну так, знаете, как идешь по улице и, когда никого нет, пинаешь ледышку. Пинаешь, пинаешь, скачешь на одной ножке, а тут глядь — на дороге стоит роскошная машина, и из окошка твоя ровесница — смотрит на тебя с этаким брезгливым интересом.

Или еще пример: вы в пустом магазине нашли дурацкую шляпу, нахлобучили и кривляетесь перед зеркалом, а сзади покашливание. Вы оборачиваетесь — а там девушка держит в руках коктейльное платье на вешалке и, нахмурив брови, пытается вас не замечать.

Что делать? Понурить голову и поплестись восвояси? Или наоборот, продолжить дурачиться, мол, что хочу, то и делаю, и имел всех вас в виду, умников. У вас — свой мир, а у меня — свой.

В общем, мы веселой труппой прошли мимо сценаристки, гремя бутылками в пакетах! А она даже не обратила внимания, сидела за столиком в черном платье, пила кофе и очень быстро набирала текст слепым десятипальцевым методом. Быстро-быстро тонкие пальцы летали над клавишами ноутбука, серебряного и крошечного! Такой был только у владельца нашего комбикормового завода, когда он из Москвы приезжал. А все хохотали:

— Ром, идем, что ты рот открыл, как баран на новые ворота? Пошли уже с горки кататься, а потом в баню!

— Пусть пишет свою пургу, нас ждут дела поважнее!

— Спой нам лучше про «Боинг»!

И я затянул под гитару моднейшую в то время песню:

Спой нам, ветер, песню про разбойников!
Про лесное злое воронье!
Как они захватывали «Боинги»,
Как они летели на Нью-Йорк!

И все отправились кататься с горки, потом — в баню, потом — в бильярд, и я постоянно проигрывал и кукарекал под столом, а сценаристка так и осталась сидеть за угловым столиком в фойе. А когда мы возвращались по своим номерам далеко за полночь, она так же быстро-быстро печатала на своем лэптопе при свете зеленой лампы.

На другой день все повторилось.

На третий я все же подошел к ней, состроил самое серьезное выражение лица и небрежно сказал тщательно отрепетированную фразу:

— Привет! Не скучаешь?

Она глянула на меня после продолжительной паузы, снизу вверх — как Петр Первый смотрел на царевича Алексея перед тем, как отправить на казнь.

— Работаю.

Я ожидал такой ответ и продолжил:

— Круто. Что, сценарий пишешь?

— Да.

Пауза. Ничего, и к этому мы были готовы.

— Ясно. А это, может, пошли с нами? Затусуем там, песни попоем, все такое.

Она так брезгливо, устало и недоуменно сморщилась в ответ, как будто ей сознались в том, что намочили штанишки.

— Мне некогда. Мне завтра драфт надо сдать. Уже третий!

Я не знал, что такое драфт, но понимающе кивнул:

— Понятно. Ну, у нас тоже семинар, тоже тексты надо читать. Мы пару часиков потусуем, а потом разойдемся. Пошли?

И руку еще протянул, все-таки я был не из трусливых. Но она снова уткнулась в ноут и удалила пару слов.

Опять пауза.

— Ну что, пошли? — повторил я.