Моя первая любовь

В мои обязанности входило контролировать работу всех подразделений, делать обход и предлагать кандидатуры лучших дежурных, которым можно доверить подъем флага. Именно тогда я услышала от вожатой золотую фразу: «Ты должна организовать, а не заставить», — и до сих пор руководствуюсь ею в своей работе.

Мы все время были чем-то заняты, при этом не теряя чувства свободы. Строем ходили только немножко утром и немножко вечером, а так никто не чувствовал давления и принуждения.

Вечерами собирались на отрядном месте. Каждому отряду возле корпуса выделяли такой специальный прямоугольничек земли с лавками по периметру, который дети должны были украсить по своему вкусу. В ход шли шишки, камешки, иногда цветы, в общем — любой материал, из которого можно было бы выложить на земле картинку: номер отряда и романтический символ высокой мечты и надежды.

Естественно, в каждом отряде находились гитаристы, как без них. В младших отрядах это был вожатый, а в старших обычно какой-нибудь одухотворенный пионер в вязаном свитере и прыщах, обещающий с годами превратиться в полноценного хиппи.

Бархатными августовскими вечерами мы сидели на отрядном месте и пели под гитару всякие песни типа «Солнышко лесное» и прочее. Если чувства нас особенно сильно распирали или шел дождь и мы проводили вечер в помещении, собирался «орлятский круг» — то же пение, только стоя в кругу, обнимая друг друга за плечи и покачиваясь.

Слава богу, благодаря этой прививке, вовремя сделанной в детстве, я никогда не относилась всерьез к засахаренной романтике и сразу полюбила Ленинградский рок-клуб.

В первый же год своей лагерной жизни я поняла, что нравлюсь мальчику из нашего отряда. Говорят, женщины чувствуют мужской интерес, и действительно, это так, особенно когда они юны и душа еще не отравлена самообманом и отчаянием.

Я успела поймать взгляд крепкого темноволосого парнишки прежде, чем он поспешно отвернулся, и именно эта поспешность смутила меня, но я решила, что мне просто померещилось. И стала осторожно наблюдать.

Его волнистые волосы с рыжеватым отливом, круглые глаза и нос брусочком произвели на меня сильное впечатление, так что я едва успела отвести взгляд, чтобы он не заметил моего интереса.

Но, думаю, он все-таки заметил…

Чувство было странное, будто на секунду оказываешься канатоходцем без всякой страховки, и только успеваешь испугаться падения, как ты уже снова на земле.

Я сомневалась, но у меня ведь были подружки, докладывающие, что этот мальчик «тааак на тебя смоооотриииит!!!!». Надеюсь, парнишка не удостоился такой же любезности от своих друзей, все же мужской ум занят более важными вещами, чем регистрация чужих сердечных симпатий на этапе их зарождения.

В общем, я понравилась мальчику, он понравился мне. Он знал, что я знаю, что ему нравлюсь, я знала, что он знает, что тоже нравится мне, и для нас этого было вполне достаточно. Суровые законы света, принятые в детском обществе тех лет, не позволяли нам открыто заявить о своих чувствах и тем более дружить. Мы были еще слишком малы для поцелуев и, наверное, с присущим всем детям здравомыслием понимали, что наши странные и непонятные ощущения не выдержат дружбы.

Как-то он дежурил на воротах, я пришла с обходом и застала его на посту одного, напарник отправился разыскивать ребенка, чья мать стояла за оградой с многообещающим пакетом. Я предложила посидеть, пока второй номер не вернется, и между нами возникло такое чудовищное напряжение, что я за три секунды нарисовала веткой на земле целую картину.

Мы так и не смогли сказать друг другу ни слова.

На следующий год мы снова увиделись, и чувства, совершенно забытые в круговерти школьных дел, вернулись. Мы стали на год старше, и нас еще не пускали на вожделенные дискотеки, но вожатые устраивали нам отдельные танцы и зачем-то включали медляки, хотя танец мальчика и девочки считался одинаково позорным — и для него, и для нее. Девочки танцевали между собой, а я этого не любила и просто сидела на скамеечке. Мальчик подошел ко мне и сказал, что хотел бы меня пригласить.

Но не пригласил, и я отнеслась к этому с пониманием.

Наверное, мы инстинктивно хотели продлить волшебство, побыть еще в иллюзиях, что первая любовь действительно творит чудеса.

Мы были слишком юны, чтобы бояться разочарования, но детские сказки еще не хотели нас отпускать.

Смена кончилась, и мы разъехались по домам счастливые.

Прошел еще год, мы подросли, и, отправляясь в лагерь, я думала о том, что в этот раз у нас что-то может получиться.