Моя палата

   – Ну... Разве что только во время первого испытательного полета... И то снаружи модуля.

   Орхидея засмеялась. Они сплели руки и, закрыв глаза, вместе предались мечтам. За дверью загрохотали смазанные стальные механизмы. По линолеуму, ляпнув, зашуршал удлинитель. Приглушенные голоса заговорщицки разметили на двери место, куда вцепятся зубы режущего диска. Маленький ключ, отполированный сотнями рук, затянул крепежный болт. Оператор инструмента принял боевую стойку.

   – Держишь, Сергеич?

   – Врубай!

   Протяжный визг "закрутил время и пространство в спираль". Дверь палаты жалобно завыла, загудела, затряслась. Орхидея закрыла ладонями уши и тревожно посмотрела на Степана. Дикий оглушающий рев разорвал стальную дверь, прогрыз в ней дыру. Ужасный шум заставлял вибрировать голову, все предметы стали двоиться в их глазах. "Толстый удав, состоящий из искр, вполз в его палату из появившейся в дверях щели и опустился на пол".

   Степан снова поднялся на ноги. Он повернулся к Орхидее и жестами попросил ее спрятаться под кроватью и закрыть голову руками. Она молча выполнила его поручение. Затем он подобрал с пола валявшийся там разводной ключ и подошел к "вторгшемуся в его владения красному полумесяцу режущего диска". Степан прицелился, закрыл глаза и изо всех сил ударил ключом по диску сбоку.

   Палату и все отделение наполнил звук выстрелившей пушки. Осколки лопнувшего диска брызнули во все стороны. Мелкая шрапнель прожужжала возле уха Степана и отколола кусок краски где-то за его спиной. Снаружи в дверь ударило что-то тяжелое, затем раздался звук падающего инструмента и громогласный мат.

   В ту же секунду все стихло. Но стихло только снаружи, а в ушах Степана стоял звон, мешающий нормально поговорить с Орхидеей. Он вытащил ее из укрытия и уложил обратно в постель. Укутал ее спину, подоткнув одеяла под тело. Погладил ее волосы, убирая их с утонченного лица. Взял ее руку в свою.

   – Это наша ночь, нам не помешают, – пообещал он ей.

   Она прочла его слова по губам и лишь улыбнулась в ответ.

   Тяжелый мат вновь навалился на дверь. Кто-то кричал дурным голосом, призывая к ответу всех обитателей Дантесовского ада за сломанный инвентарь. Со стороны раздался голос Сергеича:

   – Повезло еще, что в голову не отскочило. Считай, заново родился.

   – Как так? Я не видел, чтобы диски взрывались!

   – Теперь видел. У меня так когда-то напарнику руку оторвало.

   – Дрянь! Вот за диск теперь с нас спросят... Я аж протрезвел!

   Даже сквозь "шумный водопад из непотребных слов" Степан смог разобрать "мелкую капель возмущения бабы Нины", которая вдруг прибежала на шум.

   – Что вы, черти, тут устроили? Кто разрешил? Я вам головы отшибу! Пациенты спят! – причитала она.

   – Уймись, бабка! Он разрешил! – парировал Сергеич.

   – Ой... Максим Павлович, будьте здоровеньки!

   – Нина Демьяновна, не до вас сейчас. Что делать теперь? Есть, чем сменить?

   – Нету, – сухо ответил Сергеич.

   – Лезьте через окно! – предложил Максим Павлович.

   – Я тебе что, альфа какая-то? Вызывай спецназ.

   – Вы же спасатели!

   – Мы летать не умеем, чудило. Чай, не птицы.

   – Вот какой от вас прок?! Только натоптали да провоняли здесь все!

   Степан давно уже улегся рядом с Орхидеей, забрав ее в свои объятия. Они накрылись с головой одеялами и тихо сопели.

   – Когда смогут привезти другой диск? – не унимался Максим Павлович.

   – После обеда. Сразу вместе с трудовой книжкой, – вновь так же сухо ответил Сергеич.

   – Чтоб вам всем... Завтра всех уволить к чертям! – сказав это, Максим Павлович ушел, очевидно, в свой кабинет, чтобы закончить дежурство и сдать смену кому-то другому.

   Спасатели нерешительно топтались перед дверью.

   – Сергеич, как думаешь, что сделают за диск? – нервничал Костя.

   – Тебя вместо него прицепят.

   – Ты же скажешь, что само взорвалось?

   – Я скажу, что водка сама нам в горло влилась, а остального не помню.

   Его шаги также стали удаляться.

   – Сергеич! Погоди! Дай закурить-то! Выпить есть? Где спирт? – Костя поплелся за ним.

   Баба Нина, так ничего и не поняв, решила подежурить на посту, а потом еще некоторое время ругалась, ища свой плед. Затем она выключила свет и захрапела в кресле, наверное, "убаюканная  мерцавшими под ночным куполом звездами".

   Степан и Орхидея тихо грели друг друга. Они впитывали каждую капельку тепла своего партнера, потому что знали, что уже скоро от этого бедного, но такого щедрого тепла останутся одни воспоминания. Они угощали друг друга поцелуями, тонули в сладостном предвкушении близости, которая обязательно будет между ними. Они пересчитывали дни календаря, назначая и переназначая какие-то даты. Они выдумывали нелепые имена всем своим незнакомым друзьям, которых они когда-то встретят.

   Они читали свои и чужие мысли, иногда вслух, а иногда про себя, смеялись, верили, надеялись, жили.