Моя палата

   – Я всего лишь ребенок несбывшихся надежд, – тоскливо ответил он, "выпрыгнув на миг из омута своих мыслей".

   А Орхидея внезапно начала рассказывать историю, загибая пальцы на руках:

   – Я люблю ветер. И шторм люблю, и сухой ветер в поле. И кусочки песка на губах, и шумный ветер на городской мостовой. Всякий ветер хорош. А однажды я была на море. Такой красивый каменистый берег, знаешь? Сидела на камне, а на море были огромные волны, ветер холодный-холодный. Но мне не было холодно. Я была одна. Одна на всем берегу. Ты не представляешь, как мне было одновременно и хорошо, и плохо. Плохо, потому что очень одиноко. Я читала вслух стихи, читала их для моря. А оно не слышало, а стихи были красивые. На ходу сочиняла. Стихи про дождь, ветер, волны, про голубей на крышах, про чаек и разорванные листочки дневника. А потом что-то изменилось. Я тогда вдруг поняла кое-что. Я поняла, что не все время буду одна. Мне откуда-то стало известно, что в мире есть один единственный человек, с которым мне будет хорошо. И после его появления мое одиночество прекратится. Вот так вот вдруг...

   – Этот человек – я?

   – Откуда же я знаю, Степа?.. – она прижалась к нему лицом.

   – Я не могу сказать, что не понимаю тебя. Я могу сказать, что иногда не понимаю тебя, – озадаченно молвил он.

   – Или иногда понимаешь...

   – Просто я очень хочу видеть взаимность.

   – Тогда тебе нужен ветер, – она улыбнулась.

   – А море у тебя есть?

   – Море у всех есть. Вода – это жизнь. Не слышал?

   – Да как же. Я на девяносто процентов состою из жизни.

   – Ну, я бы сказала, что где-то на пятьдесят, – она вновь широко улыбалась.

   – Смейся, смейся...

   – Не обижайся, родной... Я больше всех хочу, чтобы ты жил, поверь мне, – она ластилась к его руке, словно кошка.

   Звуки шагов за дверью "расстреляли интимную атмосферу в его палате".

   – Палыч! Здарова!

   – Виделись уже. Как вас, простите?

   – Костя!

   – А вы Сергеич, насколько я помню.

   – Насколько я помню... – Сергеич сделал ударение на "я".

   – Мы тут провели проверку, – нервный голос Максима Павловича звучал так, "будто его наматывали на колючую проволоку", – и выяснили, что в женском отделении не хватает одной пациентки.

   – О, женское отделение? – еще больше оживился Костя. – Как там Ирочка Михайловна?

   Степан и Орхидея сквозь дверь почувствовали тяжелый взгляд Максима Павловича.

   – Спит на посту. Пьяная, наверное, не смогли разбудить.

   – Удивительно... – протянул Сергеич.

   – Да не толкайся ты! – Костя повысил голос.

   – Хватит уже! У нас пациентка пропала! Кхм... – голос Максима Павловича, притянутый к самой двери, прозвучал громче обычного. – Архелия! Мы знаем, что вы там! Прошу вас немедленно открыть дверь! Вы подвергаете риску себя и персонал больницы. Обещаю, что никаких взысканий к вам применено не будет, если вы сейчас же откроете дверь!

   – Как же не будет... – Орхидея поморщила нос.

   – Они это не называют взысканием, – подсказал Степан. – А лишь воспитательной мерой.

   – Кошек своих пусть воспитывают.

   Дежурный снова заговорил:

   – Архелия! Вы же серьезная девушка. Вы знаете, что мы все равно откроем палату, зачем сопротивляться? Мы можем спилить петли инструментом! У нас тут МЧС!

   Степан резко сбросил с себя три слоя тепла и подошел к самой двери. Он приставил губы к щели:

   – Это моя палата! Я тут главный!

   За дверью замолчали.

   – Я же говорил, там Дед Мороз... – Костя первым попытался объяснить ситуацию.

   – Костя, я вас сейчас в соседней палате запру, – после этих слов Максим Павлович обратился к Степану:

    – Кто это?

   – Я Степан Разин! Я лечусь в этой палате, это моя палата! Оставьте меня в покое!

   – Степан, откройте дверь, мы поговорим.

   – Завтра открою. Я хочу спать.

   – Степан, мы спилим петли.

   – Пилите! – Степан вернулся к девушке, которая с интересом смотрела за его действиями.

   – Повадились, видите ли... Ночью им палату открой. Я откуда знаю, кто это? Вдруг маньяки какие-то? – шептал он.

   А потом громко заорал:

   – А вдруг вы маньяки какие-то? Откуда мне знать?!

   Но Максим Павлович эхом повторил другое слово Степана:

   – Пилите. Есть чем?

   – Да было... – ответил Сергеич.

   – Вот и пилите.

   – Бумагу-то подпишете? Что это ваше распоряжение?

   – Леший с вами. Подпишу.

   Сергеич распорядился:

   – Ты давай за инструментом, а я пока бумагу составлю.

   Шум за дверью вновь улегся. Степан и Орхидея молча обнимались, пока он не спросил у нее:

   – Как ты думаешь, а на других планетах есть жизнь?

   – Я не думала об этом.

   – Ну, сейчас подумай.

   – Думаю, что есть, – сказала она через пару секунд.

   – Почему?

   – Потому что она есть здесь. А значит, есть во Вселенной. А значит, где-то еще есть во Вселенной.

   Он обнял ее с прежней пылкостью.

   – Больше всего я ценю в людях умение мыслить... – он довольно улыбался.

   – Мое мнение совпало с твоим?

   – Более чем! Я думаю, другая жизнь есть даже в нашей Солнечной системе. Просто нужен хороший двигатель... Например, такой, который использовал бы магниты.

   – Конструктор имеет право полететь на своем корабле? – спросила она.