Она слегка приподнимает уголки губ в печальной улыбке и переминается с ноги на ногу. Обхватывает себя руками и снова выглядит беззащитной, как десять минут назад в прихожей. Я мысленно возвращаюсь на четыре с половиной года назад, пытаясь вспомнить, что тогда происходило, но Лиза не дает мне догадаться самому.
— Помнишь тот день на майских праздниках, когда ты пришел домой с девушкой и обнаружил там меня? Я заплакала и убежала, а ты догнал меня в подъезде.
— Помню, — отвечаю напряженно. — Ты так и не сказала мне, почему плакала.
Она разводит губы еще шире, вот только ее улыбку нельзя назвать радостной. Скорее, очень печальной.
— Я плакала, потому что узнала в тот день о твоем усыновлении. Я нашла в папином сейфе свидетельство об этом.
Я вспоминаю тот день. Я зажал Лизу в подъезде, где она рыдала навзрыд, и пытался выяснить, кто ее обидел. Как придурок, вытирал с ее лица слезинки и был готов разорвать любого, кто ее тронул.
— Ты плакала из-за моего усыновления? — переспрашиваю, не веря в то, что это действительно может быть так.
— Да.
— Почему?
Лиза делает глубокий вдох и, задержав дыхание, медленно выдыхает. Машинально облизывает губы, явно пытаясь подобрать слова, а я почему-то залипаю на это. Как кончик ее языка проходится по красным пухлым устам и как оставляет на них влажный след…
Снова трясу головой и поднимаю взгляд на ее глаза, заставляя себя смотреть ровно в них. Впрочем, их серый цвет настолько магнетический, что, кажется, проникает мне ровно в душу.
Черт, на нее лучше вообще не смотреть.
Отвожу глаза на стену за ее головой.
— Я не знаю, почему… — наконец, отвечает. — Просто заплакала и все.
— Бред какой-то, — смотреть поверх ее головы неудобно, поэтому я вовсе поворачиваюсь к ней спиной и опускаюсь руками на столешницу.
Она молчит, а я затылком чувствую ее пронзительный взгляд. Надо побыстрее завязывать с ней и убираться отсюда.
— Второй вопрос. Почему ты молчала? Почему ты не сказала мне об этом?
— Потому что я не могла, — понижает голос почти до шепота.
— Что не могла? — моя же интонация наоборот повышается в раздражении.
Она снова молчит, а я уже настолько взвинчен, что крепче хватаюсь руками за столешницу, чтобы ненароком ничего от злости не разбить.
Боже, почему в ее присутствии меня так ломает!? Я сейчас даже не смотрю на нее, но все мои рецепторы накалены до предела. Даже волоски на руках встали дыбом.
Я слышу, что она делает шаг ко мне. Потом еще один. Я инстинктивно напрягаюсь, но пока ничего не делаю и не говорю. Еще один ее шаг — и Лиза оказывается вплотную к моей спине. А уже в следующую секунду ее руки опускаются мне на пояс.
Вздрагиваю, как будто огнем опалили.
— Я говорил тебе, чтобы ты ко мне никогда не прикасалась. — Сбрасываю с себя ее ладони и тут же сжимаю свои руки в кулаки. — Отвечай на мой вопрос: почему ты столько лет молчала? — Мне все-таки приходится повернуться к ней лицом, но я тут же начинаю об этом жалеть. Потому что Лиза стоит ко мне еще ближе, чем я думал.
Нос улавливает ее запах.
Твою ж мать…
— Лиза, ответь уже, — мой голос садится до могильного шепота. — Не испытывай мое терпение.
— Потому что я не могла причинить тебе такую боль, — наконец-то говорит.
Ее слова вызывают во мне волну неконтролируемого смеха.
— Да ладно!? — продолжаю смеяться. — Не верю, что ты осознанно не использовала против меня это оружие.
Мой истеричный смех прекращается сразу, как только Лиза кладет ладонь мне на лицо. Я инстинктивно подаюсь корпусом назад, но упираюсь затылком в кухонный шкаф.
— Не трогай меня, я же сказал! — зло рычу.
— А если буду? — она касается моего лица уже двумя ладонями.
От такой наглости и неожиданности я теряюсь. А Бестия тем временем мягко ведет пальцами по моей коже и смотрит на меня жадными глазами. Так смотрят голодные львы на антилоп.
— Лиза, прекрати немедленно.
Она не прекращает. А я не могу ее оттолкнуть, потому что мое тело словно одеревенело.
— Я люблю тебя, Миша, — произносит дрожащим шепотом.
— ЧТООО!!??? — только и успеваю сказать прежде, чем она быстро встает на носочки и льнет к моим губам.
Я в такой растерянности, что не могу пошевелиться. А она тем временем продолжает меня целовать. Касается своими мягкими губами моих, слегка проходится по ним кончиком языка. Я все еще стою, как памятник, когда она усиливает поцелуй. Ее пальцы блуждают по моим волосам, она вжимается в меня всем телом, приоткрывает языком мой рот и проникает внутрь.
И в этот момент во мне что-то ломается. Поток воздуха с шумом вырывается из легких, веки опускаются сами собой, правая ладонь, которая была сжата в плотный кулак, разгибается и ложится на Лизину талию.
Я, должно быть, сошел с ума, раз отвечаю на ее поцелуй.
Лиза обнимает меня за шею, я уже обеими руками держу ее за талию. Мозг в отключке, моим телом управляют только инстинкты. Животные инстинкты. Запускаю ладонь в ее мягкие волосы, в нос снова проникает Лизин запах, и мне хочется стонать от удовольствия. Это чистая нирвана. Моя личная, моя персональная нирвана. Только моя.
Ее губы мягкие, теплые, податливые. Сладкие.
Черт, разве могут губы быть такими сладкими?