– Марина, утром я перевезу тебя в другое место. – Панков решил, что молчание затянулось. – Тут может быть опасно.
– Почему? – Девушка испуганно вскинулась. – Никто же не знает, что я здесь.
– По крайней мере, двое знают, кроме нас, – Ника с Петькой, – вступаю в разговор я. – И даже если они непричастны к истории с убийствами, кто знает, кому уже сболтнули или сболтнут о твоем местонахождении. Игорь Васильевич прав.
– Поедешь к моей матери, в Балабино, так будет лучше. Но, конечно, только в том случае, ежели будешь сидеть тихо, как мышь под веником. Я понимаю, что это не слишком весело, но все ж приятнее, чем на кладбище. А сейчас ступай спать.
Маринка молча допивает чай и идет в ванную. Надо же, какая послушная! Вот если бы моему Вадику кто-то так приказал, он бы… Собственно, кто знает, как бы было в ситуации, подобной нынешней. Надеюсь, с
– Бедная девочка. – Игорь сокрушенно мотает головой. – Ведь совсем ненамного старше моей Лильки.
– Я сейчас тоже о Вадике подумала…
Мы молча пьем чай. Наверное, самый сильный инстинкт – родительский. Возникнув единожды, инстинкт защиты детеныша определяет наши поступки на всю жизнь. И неважно, чей это детеныш. А если и вовсе ничей, то его даже жальче.
– Ты ни о чем меня не спрашиваешь.
– Если тебе есть что сказать, ты сам скажешь.
– Наглость-то какова! – Панков смеется. – Ты считаешь, я открою тебе все тайны следствия?
– Ну, да. Давай, не ломайся, рассказывай.
– Купила меня за миску картошки…
– Были еще салат и чай с печеньем и клубничным джемом.
– Да, прости. Конечно, цена вполне подходящая. Налей мне еще чаю.
– Налей себе сам, ты сидишь ближе к чайнику. Ну же, Игорь, поведай, как там мои дела. Честно говоря, мне нужно, чтобы все разрешилось до конца недели, потому что скоро в школе закончится карантин, вернется мой сын…
– Рита, прекрати паясничать. – Следователь хмурит брови. – Ты что, не понимаешь, в какую историю влипла?
– Понимаю. И что, мне рвать на себе волосы, посыпать голову пеплом? Это поможет делу? А вот что точно не поможет, так именно присутствие моего сына.
– Согласен. Ладно, я уже проникся величием момента, понял, какой у тебя гадкий характер, не продолжай. Давай помоем посуду, а там уж поговорим.
Мы приводим кухню в порядок и идем в гостиную. Я заглядываю в детскую – Маринка спит, свернувшись калачиком, из-под одеяла видны только ее волосы. Панков хорошо придумал – спрятать ее в другом месте, потому что я купила новый ковер.
– Дела паршивые. – Игорь устраивается на диване. – На меня нажимает прокуратура, им нужен подозреваемый. Тебя пока со счетов не сбрасывают, но всерьез как подозреваемую не рассматривают.
– А кого рассматривают?
– Никого. Литовченко первая в списке, но ее уже сутки никто не видел, что хорошо выглядит для тебя – ты ведь не прячешься, а ее нет. И показания бабенки против тебя не такие уж безусловные, особенно в свете того, что ее нет. Ко мне сегодня приходил Торопов, рассказывал интересные вещи. Значит, вы с Литовченко учились в одной школе?
– Опять двадцать пять! Я ее не помню. Говорила ему и говорю тебе: впервые в жизни увидела Нину в тот день, когда та пришла к нам в офис. Даже если мы учились с ней в одной школе, для меня это – пустой звук. У меня была, скажем так, не слишком элитная школа. Видишь ли, тогда были другие времена, и в таких маленьких городах, как Суходольск, жили в основном рабочие, которые не понимали разницы между учебными заведениями. Меня просто отдали в ту, что была ближе к дому. А десятый класс я вообще заканчивала в… Неважно где.
Мне совсем не нужно, чтобы Панков начал совать свой нос в мое прошлое. Долгие годы я пыталась забыть… слишком многое, и мне это в конце концов удалось. Почти. С тех пор прошла, можно сказать, целая жизнь, и теперь уж не о чем толковать.
– Ладно, могу поверить. Но в любом случае нам надо выяснить, зачем ей понадобилось подставлять тебя. И ребром встает вопрос: кто же убил вашего офис-менеджера и Борецкого?
– Так Литовченко, скорее всего, и убила.
– Экспертиза показала, что человек, который нанес удар в обоих случаях, был, во-первых, левша, а во-вторых, практически одного роста с убитыми. Нина Литовченко сантиметров на двадцать не дотягивает до нужной отметки.
– А я дотягиваю?
– Ты – да. Но видишь ли, Рита, я обратил внимание, что ты во всех случаях пользуешься правой рукой. Даже на компьютере печатаешь средним пальцем именно правой руки.
– А откуда ты знаешь, как я печатаю на компьютере?
– Сказал твой директор. Я специально звонил, спрашивал.
– Ах ты ж…
– Спокойно, спокойно! Неужели не понимаешь, что я изо всех сил пытаюсь снять петлю с твоей шеи? Ведь придумано все было очень неплохо. Только неведомые умники немного перестарались и накидали «доказательств» слишком много, без всякой системы, в расчете на то, что чем больше, тем лучше. А получилось наоборот.
– Ну, это просто в данном случае – наоборот.