Внезапно внизу в окне включается свет. И мы оказываемся словно под прожектором! Задохнувшись, распахиваю глаза. В окне Алла с сигаретой…
Тимур, недовольно хмурясь, помогает мне выйти из воды.
— Всё, беги, переодевайся.
Глава 15 — Косяк (Тимур)
Просыпаюсь ещё до звонка будильника. От шума дождя.
Сны одолели… Прекрасная девочка Ляйсан не намеренно, но одарённо кружит мою голову.
Натягиваю повыше одеяло. Холодно.
— Тим… — сонная Алла утыкается прохладным носом в шею.
— М?
— Погрей меня.
Веду рукой по острым лопаткам.
Её пальцы умело рисуют на моём теле, обещая ему то, что я не взял вчера у Ляйсан. Закрываю глаза, позволяя Алле оседлать меня.
Вчера я был неправ. И в порыве чуть не зашёл за собственную установленную границу. А этого не стоит делать, Гаранин. Ты же видишь, что она пугается и не отвечает. А не сопротивляется только потому, что ей по законам шариата это запрещено. Так нельзя с девочкой. Ты же не беспредельный мудак? Не трогай её больше. Вот… Алла тебе на что? Здесь всё честно. Она хочет тебя, ты — её.
Не открывая глаз и почти не участвуя, позволяю ей организовать нам утренний секс. Но чувство внутри гаденькое… Потому что давно не так уж и хочу. И потому что глаза я не открываю из-за того, что фантазирую сейчас совсем о других губах, взглядах, запахе…
Открыв нараспашку окно, Алла тянется к пачке.
— Нет, — смотрю на неё строго.
Не споря, отодвигает подальше.
— Тим… а я таблетки бросила пить. Противозачаточные.
Рывком сажусь, взъерошивая волосы. Сон снимает как рукой.
— Чего?
— «Какое из этих слов ты не расслышал?» — передразнивает меня.
— Ты не хочешь ребёнка.
— С чего ты взял?
— Алла, полгода назад у нас был этот разговор. Мне напомнить тебе твои доводы? Ты хочешь тусоваться и путешествовать. «Релакс и лакшери!» А ребёнок вырубит тебя лет на пять из этого процесса. А в тридцать шесть уже какие тусовки?
— Есть же няни…
— Мои дети не будут воспитываться нянями! — взрываюсь я. — И поэтому, моя дорогая, глотай какую-нибудь экстренную контрацепцию теперь. И чтобы этот вопрос в одностороннем порядке больше никогда не поднимался. Ты куришь, ты бухаешь — и ты решила не предохраняться? Совсем без мозгов?
Поджимает губы.
— Ты обещал, что если я забеременею, то мы поженимся!
— Я уже женат. Это раз. И это не изменится в ближайшие несколько лет. А два — нахрена нам это надо?! Брак нужен для ребёнка, а не ребёнок для брака! Тебе сколько лет?! Рассуждаешь как малолетка!
— В этой девице тебя это не смущает…
— Ей восемнадцать, тебе тридцать! Двенадцать лет разницы!
— Ты ещё скажи — я ей в матери гожусь!
— Так…
Рывком сдёргиваю одеяло.
— Я всё сказал. Никаких детей!
— Да я знаю, Гаранин, что если я рожу, ты всё равно нас никогда не бросишь. Вон Кате своей до сих пор как верный пёс служишь. Только свистнет, ты летишь!
— Она мать моей дочери! Она всегда будет моей семьей. И я тебе уже говорил — не открывай свой рот на этот счёт. В последнее время, Алла, ты так теряешь края, что я всё чаще подумываю о том, чтобы вынести тебя за них.
— Потому что ты больше не любишь меня! — начинает она плакать.
Осаживаюсь. Не выношу женских слёз…
— Разве я когда-то говорил о любви? Зачем сейчас поднимать эту тему?
— Ты вообще не щедрый на слова!
— Тебя устраивало, что щедр на бабки, нет?
— Тогда ты ради меня бросил дочь! Это для меня был показатель твоих чувств!
— Я никого не бросал!! Тем более Марусю!
— Марию! Что ты её как дуру деревенскую называешь?!
— Для нас с Катей она Маруся. И ей нравится. А твоё мнение никто не спрашивал!
Прячется по одеяло. Плачет, сжимая подушку. А во мне ничего не дёргается, чтобы утешить. Только раздражение…
— Возможно, Алла, нам пора тормозить. Я уже как невротик с вами, разучился спокойно разговаривать. Я устал.
— Что ты меня в одну корзину со своим братом складываешь?!
— А я скоро вас на лицо различать перестану. Один негатив!
Трясущимися пальцами леплю очередную дозу никотина к плечу. Прямо в трусах выхожу под холодный дождь. Подпрыгиваю на турник. Подтягиваясь, смотрю на кипящую под дождём поверхность бассейна. И когда моя кровь тоже вскипает, с разбега ныряю в глубину. Достав ладонями до дна, расслабляюсь, позволяя воде вынести меня наверх.
Ляся… Надо отвезти в универ.
Лёжа на спине, смотрю на её окно. Открыто… Замёрзла, наверное, на полу!
Переодевшись, выхожу на кухню. Ляси нет. Завтрака не будет? Эх… Может, проспала? Засыпаю овсянку в мультиварку и наливаю молока.
Поднимаясь по лестнице, чувствую, как ускоряется сердцебиение в предвкушении. Сейчас её густые ресницы упадут покорно вниз, скрывая от меня смущённый взгляд. И я снова слечу там с катушек от этой чувственной чистоты.
«Не трогать!» — напоминаю я себе.
Стучу.
— Лясь?
Тишина. Ловлю опять паническую волну. Так, стоп, Гаранин. Ну куда она сбежит? Что ты дёргаешься?
— Лясь, — приоткрываю дверь. — Я войду?
Бросаю взгляд на её постель. Волосы разметались с белой подушки дальше по ковру. С усилием разлепляет веки. Прижимая ладонь к горлу. Глаза словно пьяные.
Сажусь рядом с ней на колени, интуитивно кладу руку на лоб. Пылает!
— О, детка… — с досадой качаю я головой.