Моя любовь когда-нибудь очнется

– Хорошо. Она прекрасно работает с Бэджером, их мы и пустим первыми. Надеюсь, все помнят, что первый зверь сезона идет для притравки собак, так что, когда мы окружим дерево, те, у кого слабый желудок, должны держатся подальше, чтобы не хвалиться харчами. Все ясно? – Мистер Картер сложил руки и слегка нахмурился, словно сверяясь с воображаемым списком. – Связь будем держать по седьмому каналу. Если прием будет слабым, переходим на четырнадцатый. У всех есть напарник?..

Какой-то парень в задних рядах поднял руку.

– У меня нет, сэр.

– Хорошо, Фрэнк. У меня тоже нет, так что будешь со мной. Кто-нибудь еще?

Никто не отозвался, и мистер Картер соскочил с клетки в кузов, потом на землю и рысцой побежал к кабине. Шестнадцать двигателей взревели одновременно, заурчали глушители, а к небу поднялись клубы дыма и пара. Первым тронулся с места старенький «Форд» мистера Картера, следом за ним выехали со стоянки и остальные машины.

Думаю, сними кто-то эту сцену на видео, и из нее получилась бы отличная реклама. В нашей колонне было пятнадцать грузовичков и пикапов – пятнадцать «Фордов» и «Шевроле» разных моделей, разных годов выпуска, разной степени потрепанности. Не хватало только звуковой дорожки – песни Боба Сигера, Алана Джексона или Джорджа Стрейта, а так нас вполне можно было показывать перед понедельничным футбольным матчем.

Выбравшись на шоссе № 42, мы доехали до развилки Максуини-Форк и свернули направо – на Саут-Салк-роуд. Через четыре мили мы добрались до Гантерс-Хоул и остановились под раскидистой кроной могучего виргинского дуба, служившего чем-то вроде межевого знака, обозначая границу болот.

В Диггере о болотах Сокхатчи рассказывают самые невероятные вещи. Золото конфедерации. Индейцы. Погибшие влюбленные. Немецкие шпионы времен Первой и Второй мировых войн. Вьетнамские партизаны. Восемнадцатифутовые аллигаторы. И так далее, и так далее… Черная стоячая вода, стофутовые кипарисы с гирляндами мха на ветвях, повитые туманом бездонные «окна», запах гниющей травы и упавших деревьев служили прекрасным фоном для любой фантастической истории, и в историях недостатка не было. Все, на что только способна была человеческая фантазия, все шло в дело, так что со временем о болотах Сокхатчи стало почти невозможно придумать что-нибудь новое – что-то такое, что еще не фигурировало в том или ином виде в мифах и легендах, которые рассказывали в Диггере об этих опасных и неприветливых местах.

Каждый, кто отправляется в Сокхатчи, обязательно должен иметь напарника и исправную рацию. Заблудиться в этих краях – раз плюнуть; такие случаи происходят у нас не реже одного раза в год, но если у тебя есть партнер, с ним будет не так тоскливо, а по рации можно поговорить с другими людьми. Правда, заночевать на болоте (а это еще то удовольствие, уж поверьте на́ слово!) доводится далеко не каждому, кто сбился с пути, но нередко горе-путешественники выходят из Сокхатчи в пятнадцати-двадцати милях от того места, где они зашли.

Само болото имеет площадь свыше сорока квадратных миль – очень однообразных миль. Сколько бы вы ни шли, картина вокруг вас почти не меняется, а никаких ориентиров на болоте нет. Никто из жителей Диггера не может похвастаться, будто «знает» Сокхатчи как свои пять пальцев, даже мистер Картер. Он неплохо ориентируется на окраинах, как и большинство местных, но и только. Нам с Эймосом в этом отношении тоже нечем похвастаться. Правда, в свое время мы выкопали на болоте немало конфедератского золота и даже построили на кипарисах несколько домов по образцу, взятому из книжки «Швейцарский Робинзон», однако и наш опыт имеет вполне определенные пределы, за которые лучше не выходить.

И еще одно… Когда заходит солнце, на Сокхатчи опускается темнота, но это совсем другая темнота – не такая, как в городе, не такая, как в других местах. Даже если ночь звездная и ясная, стоит только ступить под темный полог кипарисовой листвы, и все меняется в один миг. Как бы хорошо вы ни были знакомы с тем или иным участком болот, с приходом темноты все вокруг становится другим, и вы уже с трудом находите обратную дорогу. И чем бы вы ее ни помечали – оранжевой геодезической лентой или хлебными крошками, – обступивший вас со всех сторон мрак заставляет на каждом шагу сомневаться в том, что вы выбрали правильное направление и движетесь назад, к твердой земле, а не в самое сердце топи.