Моя любимая, голубка моя

Дом моей жены. Ее сад. Как здесь замечательно. Как покойно! Если бы только Памела чуть-чуть поменьше тревожилась о моем благополучии, пореже старалась бы сделать мне что-то приятное в ущерб собственным интересам, тогда все было бы божественно. Поверьте, я не хочу, чтобы у вас создалось впечатление, будто я па люблю ее -- я обожаю самый воздух, которым она дышит, -- или будто не могу совладать с ней или не хозяин самому себе. Я лишь хочу сказать, что то, как она себя ведет, временами чуточку раздражает. К примеру, все эти ее приемы. Как бы мне хотелось, чтобы она от них всех отказалась, особенно от манеры тыкать в меня пальцем, чтобы подчеркнуть сказанное. Вы должны помнить, что я довольно небольшого роста, и подобный жест, употребляемый не в меру кем-то вроде моей жены, может подействовать устрашающе. Иногда мне трудно убедить себя в том, что она женщина невластная.

-- Артур! -- крикнула она. -- Иди-ка сюда.

-- Что такое?

-- Мне пришла в голову потрясающая мысль. Иди же сюда.

Я подошел к дивану, на котором она возлежала.

-- Послушай-ка, -- сказала она, -- хочешь немного посмеяться?

--- Как еще посмеяться?

-- Над Снейпами.

-- Кто такие Снейпы?

-- Очнись, -- сказала она. -- Генри и Сэлли Снейп. Наши гости.

-- Ну?

-- Слушай. Я тут лежала и думала, что это за ужасные люди... и как они себя ужасно ведут... он, со своими шутками, и она, точно какая-нибудь помирающая от любви воробьиха... -- Она помолчала, лукаво улыбаясь, и я почему-то подумал, что вот сейчас она произнесет нечто страшное. -- Что ж, если они себя так ведут в нашем присутствии, то каковы же они должны быть, когда остаются наедине?

-- Погоди-ка, Памела...

-- Артур, не будь дураком. Давай сегодня посмеемся немного, хотя бы раз от души посмеемся.

Она приподнялась на диване, лицо ее неожиданно засветилось каким-то безрассудством, рот слегка приоткрылся, и она глядела на меня своими круглыми серыми глазами, причем в каждом медленно загоралась искорка.

-- Почему бы нет?

-- Что ты затеяла?

-- Это же очевидно. Неужели ты не понимаешь?

-- Нет, не понимаю.

-- Нам нужно лишь спрятать микрофон в их комнате.

Должен признаться, я ожидал чего-то весьма неприятного, но, когда она произнесла это, был так поражен, что не нашелся, что ответить.

-- Именно так и сделаем, -- сказала она.

-- Да ты что! -- воскликнул я. -- Ну уж нет. Погоди минуту. На это ты не пойдешь.

-- Почему?

-- Более гнусного ничего и придумать нельзя. Это все равно что... все равно что подслушивать у дверей или читать чужие письма, только это гораздо хуже. Ты серьезно об этом говоришь?

-- Конечно, серьезно.

Я знал, как сильно моя жена не любит, когда ей возражают, но иногда ощущал необходимость заявить свои права, хотя и понимал, что чрезмерно при этом рискую.

-- Памела, -- резко сказал я, -- я запрещаю тебе делать это!

Она спустила ноги с дивана.

-- Артур, кем это ты прикидываешься? Я тебя просто не понимаю.

-- Меня понять несложно.

-- Что за чепуху ты несешь? Сколько раз ты проделывал штуки похуже этой.

-- Никогда!

-- О да, еще как проделывал! Что это тебе вдруг взбрело в голову, будто ты лучше меня?

-- Ничего подобного я никогда не делал.

-- Хорошо, мой мальчик, -- сказала она и навела на меня палец, точно револьвер. -- Что ты скажешь насчет твоего поведения у Милфордов в Рождество? Помнишь? Ты так смеялся, что я вынуждена была закрыть тебе рот рукой, чтобы они нас не услышали. Что ты скажешь?

-- Это другое, -- сказал я. -- Это было не в нашем доме. И они не были нашими гостями.

-- А какая разница? -- Она сидела, глядя на меня своими круглыми серыми глазами, и подбородок ее начал презрительно подниматься. -- Не будь этаким напыщенным лицемером, -- сказала она. -- Что это с тобой происходит?

-- Видишь ли, Намела, я действительно думаю, что это гнусно. Я правда так думаю.

-- Но послушай, Артур. Я человек гнусный. Да и ты тоже -- где-то в душе. Поэтому мы и находим общий язык.

-- Впервые слышу такую чепуху.

-- Вот если бы ты вдруг задумал стать совершенно другим человеком -тогда другое дело.

-- Давай прекратим весь этот разговор, Памела.

-- Послушай, -- сказала она, -- если ты действительно решил измениться, то что же мне остается делать?

-- Ты не понимаешь, что говоришь.

-- Артур, и как только такой хороший человек, как ты, может иметь дело с гадюкой?

Я медленно опустился в кресло, стоявшее против дивана; она так и не спускала, с меня глаз. Понимаете, женщина она большая, с крупным белым лицом, и, когда она глядела на меня сурово -- сот прямо как сейчас, -- я -как бы это сказать? -- погружался в нее, точно утопал в ней, будто она была целым ушатом со сливками.

-- Ты что, всерьез говоришь обо всей этой затее с микрофоном?

-- Ну конечно. Самое время немного посмеяться. Ну же, Артур. Не будь таким щепетильным.

-- Это нечестно, Памела.

-- Это так же честно, -- она снова выставила палец, -- так же честно, как и в том случае, когда ты вынул из сумочки Мэри Проберет ее письма и прочитал их от начала до конца.

-- Этого нам не нужно было делать.

-- Нам?

-- Не ведь ты их потом тоже читала, Памела?