Идея заменить старые, грубые занавеси привезенными с Востока коврами и гобеленами воодушевила всех дам Арден-холла.
Недостатка в новых вещах не было. Обилие всяких ковров, подушек, шелковых покрывал и толстого крашеного сукна в багаже бывшего сарацинского государя диктовалось не только изысканным вкусом, но и необходимостью замаскировать некоторые другие грузы перед любопытными взглядами.
Часа через полтора, переполненные пылью и суматохой, на повозке высилась внушительная гора серого материала. Примерно четвертая часть штор была сделана из сукна, остальные — некрашеный грубый холст. На постели для тех бедняг вполне подходит, подумал Роланд. Сам он целый год не видел ничего лучше соломы.
Запряженной парой правил один из «мальчиков» Дерека — молодой, молчаливый и очень сильный. Сопровождали его еще три оруженосца верхами и с оружием. Они уже готовились выехать, когда в ворота влетел гонец.
— Дени! — узнали товарища верховые. Он был со своим рыцарем в охране каменоломни.
— Милорд здесь? — огляделся поспешно Дени. — Есть новости.
— Я слушаю, — граф Арден вышел навстречу.
— Милорд! Сэр Эвальд приказал передать, что в каменоломне нашли воду. Эта вода горячая! — выпалил гонец, расплываясь в улыбке.
— Ну?! Правда?! — это была лучшая новость, которую мог ждать сэр Конрад.
— Господи, спасибо тебе! — с чувством произнес он. — Друзья мои, это значит, что бог благословил нас жить на этой земле. Да будет воля его исполнена.
— Ступай, сынок, — сказал он Роланду. — И передай этим несчастным, что сам бог обещает нам всем счастливую жизнь. Скажи, что овчины будут завтра. И не забудь про ремесленников!
Отправив груженую телегу, граф поспешил обрадовать жену и дочь.
— Хорошо начинается наша жизнь в Англии, — заметила тихонько леди Леонсия, когда первое возбуждение прошло.
Они с мужем сидели рядом на деревянном диване, удобно опершись на подушки.
Дочь возилась в своей спальне, вместе с Олуэн и Эвлалией стараясь украсить ее согласно девичьим вкусам. Тэм с Маркусом устраивали покои графа и его сына в правом крыле. Никто не мешал супругам.
— Божья воля! — подтвердил сэр Конрад.
— Каким ты стал праведным христианином.
— Праведным? Ну, не знаю. — Он хмыкнул. — Но я постараюсь. В меру моих сил.
— У тебя нет священника. И ты пока этим пользуешься! — намекнула Леонсия на его связь с Лалли. Он не остался в долгу:
— Да и ты, милая, времени не теряешь. Неужели нельзя было дать этому мальчику пару спокойных дней? Жадничаете, миледи.
— Да нет, милый. С мальчиком это вышло случайно, — стыдливо опустила она глаза.
— Хочешь сказать, он сам этого захотел? И первый шаг сделал? — поддразнивал жену Конрад.
— Нет, конечно, ну что ты. Просто я дала ему немного гашиша.
— Зачем?!
— Чтобы расслабился. Осмелел. Перестал ждать подвоха со всех сторон. Мне было его просто жалко.
— Если бы он осмелел, подкатился бы к твоей Эльфриде. Или к Тесс. А если бы очень осмелел, тогда к нашей Хайди. Но не поверю, что ему захотелось только тебя! Милая, для меня ты — самая лучшая на свете, но у семнадцатилетних мальчиков немного другой вкус.
— Ах, ты, нахал! — замахнулась она шутливо.
— Извини. Ну, а серьезно?
— Случайность. Я же сказала. Ну, уж ладно, я виновата. Но не совсем.
— Милая, да что ты оправдываешься? Неужели я тебя обвиняю?
— Прости меня.
— С удовольствием, моя любовь. Сегодня же после ужина. Сейчас, уж извини, я немного устал. Мне-то далеко не семнадцать.
— И донне Эвлалии дал малую толику...
— Не насмешничай. Лучше объясни, что за случайности такие? Их у тебя раньше не было.
— А я тоже, знаешь ли, стала старше...
— Ни на одну минуту. Ты все так же неотразима для юных пажей.
— Уж не знаю. Хоть бы этот малыш меня не возненавидел...
— Да за что, что ты с ним сделала? За обедом он выглядел, как на эшафоте. Но ненависти к тебе я не заметил. Скорее он боялся меня.
— Еще бы. Представь себе, что ты обесчестил жену своего господина.
— Представил. Было такое. Хотя она и не сопротивлялась...
— И что ты тогда почувствовал?
— Сложно сказать. Поджилки тряслись, конечно. Как ни любил меня Саладин... К счастью, он слег в тот же день. Удар его хватил. Может быть, из-за этого. Но сделать уже ничего не мог, мне повезло страшно.
— А ему так не повезло. Он вынужден смотреть на тебя и знать, что ты знаешь... У него сердце заходится от раскаяния. И от страха.
— Тогда он — один из храбрейших на земле. Но насколько я знаю, ты сама не боишься моего гнева и учишь этому молодежь. Что в их глазах прибавляет тебе привлекательности...
— В том-то и дело, что Роланда я не соблазняла.
— Да неужто это было насилие?
— Ну, почти. Он выпил вино, и оно подействовало. Не совсем так, как всегда. Он не соображал, что делает. А когда понял, чуть от стыда не умер. Готов был сам себя растерзать... Пришлось успокаивать его.
— В постели?
— А где же еще. И дать ему снова. По-другому. Чтобы почувствовал.
— И он почувствовал?
— По-моему, да. Ты же видел. Он почти спокоен.
— По крайней мере, в своем уме... И сумел заняться хорошим делом. Кажется, он искренне заинтересован.