Моя. Я так решил

Паркуюсь у подъезда, смотрю на парочку дорогих тачек, нагло растопырившихся в скромном хрущебном дворе, настораживаюсь. За утро, что я тут просидел, насмотрелся на жильцов и их средства передвижения.

И с полной уверенностью могу сказать, что таких тут не стояло.

С тяжелым сердцем забегаю в подъезд, сразу по слестнице вверх, к квартире Эвиты… И — картина маслом: трое в лодке, не считая собаки.

За собаку играет яркий, крайне брутальный чувачок в модном прикиде и с перебинтованной мускулистой лапкой. Это не ему ли ее младшая Выстрикина оттоптала?

Трое парнишек, с рожами попроще, сразу видно — охрана, причем, не особо качественная, мускулов много, а на меня целую минуту оборачивались… С одинаковым недоумением на не обезображенных интеллектом физиономиях. Кто ж так охраняет, дубари? Я вас уже мог пострелять всех тут! И в братскую могилу сложить, вишенкой на торте поставив сверху голову охраняемого объекта! Вот уж насколько я в этом деле не мастер, но такие вещи не понимать… Кто их вообще нанимает, таких?

— Старые вещи покупаем, новые крадем? — бодро рявкаю я вместо приветствия, и рожи всех четверых теперь вытягиваются в еще большем недоумении.

— Понятно, в школе по литературе двойки были, — констатирую я грустный факт упадка современного образования, а затем делаю шаг назад, чтоб было место для маневра, — вы к кому, ребятки?

— А тебя ебет? — наконец, приходит в себя один из шкафчиков, — иди мимо, пока можешь.

— Да я, конечно, могу… — покладисто киваю я, — и, наверно, меня это все не должно ебать, вы правы… Но вот проблема, парни: за этой дверью живут две бабы, одну из которых я ебу. Так что, получается, все, что происходит с ней, меня, однозначно, ебет…

Завернул, однако…

У пришельцев рожи вытягиваются еще сильнее, они отчетливо скрипят мозгами, пытаясь отследить мою мысль, и в этот раз первым в себя приходит молодое поколение.

Брутальный чувачок в модных татухах, с которыми я бы ему вообще не рекомендовал попадать на зону, особенно те, что на пальцах, зашквар жесткий, отрывисто командует:

— С лестницы его спустите!

Грубый какой! А поговорить?

На меня тяжеловесно движутся две массивные туши, и я, оценив их тяжеловесность и общую неуклюжесть движений, вздыхаю и незаметно разминаю шею. Все же, бессонная ночь даже о себе знать.

* * *

Через пару минут, разглядывая два матерящихся на пролет ниже тела и краем глаза отслеживая еще одно, тоже матерящееся, но пока что довольно твердо стоящее на ногах и даже движущееся в нужном направлении, я лениво размышляю, о чем, вообще, думают владельцы всяких охранных агентств, нанимая вот таких вот “профессионалов”? Они же немного опасны, только когда стоишь прямо рядышком и спереди. Чуть сбоку или, тем более, сзади — и все, можно что угодно делать. Они ни развернуться быстро, ни махнуть ручищей в правильной амплитуде не могут… Только и толку от них, что здоровенные, как шкафы и, в случае опасности, свалят клиента с ног, закрывая, типа, собой. Правда, у клиента в любом варианте шансов на выживание никаких, он к моменту падения или уже помер от пули, или помирает, потому что ему кабанья туша при операции спасения жизненно важные органы отдавила.

Конкретно эти ребятки не вписались в поворот. Мне вообще даже делать ничего не пришлось. Подножку подставил и вовремя с пути убрался. А дальше все сделала инерция, закон Ньютона и Хрущев, который в свое время архитектора этих панелек наградил премией.

Засмотревшись на живописную картину копошащихся внизу кабанчиков, чуть не упускаю третьего. Он неожиданно развивает нехарактерную для такой туши скорость, летит на меня, рожа красная, глаза дурные. Дурнее — только у того прилизанного татуированного мажорика, что сейчас с лемурьими зрачками и бледной мордой пытается слиться с зелеными заплеванными стенами подъезда.

Парнишку я успокаиваю коротким ударом по горлу, которое, хоть и выглядит дубовым, но на деле — вполне себе ахиллесова пята таких вот монстрят. Подлый удар, плохой. Ну так и я — не пай-мальчик.

В итоге на площадке остаемся только мы с мажориком.

Снизу слышится оглушительный мат, кажется, кто-то там сломал ногу, и два остальных героя пытаются спасти раненого бойца, напрочь забыв о прямой своей обязанности по охране мажорской тушки.

Не собираясь дожидаться, пока вспомнят, я иду к нервно подрагивающему клиенту.

Скалюсь приветливо:

— Не поздоровался, прошу прощения. И не представился по всей форме.

Резко бью гладкого мальчика в солнышко. Не сильно и кулаком. Потому у него только слезы брызжут и дыхалка кончается. А мог бы пальцами и в другое место, тогда бы ребра сломались. Тоже подлый удар, научили в свое время серьезные веселые дядьки одного глупого молодого журналистика, думающего, что он — супермен, и журналистская неприкосновенность неукоснительно соблюдается. Так же, как неприкосновенность Красного креста, ага.

Против серьезного бойца, например, такого, как Егерь, или даже Бур, я не выстою, само собой. Да и всякие там ринги и прочие бои не люблю.

Но вот так, в подворотне, себя защитить смогу всегда. Ну и в толпе прикольно драться.