Моя. Я так решил

Насчет связей, кстати… Пожалуй, уже знаю, кого дерну в первую очередь… Не по хардкору чтоб…

С этими мыслями я и засыпаю.

И снится мне тропическая зелень Аргентины, голубое до пронзительного небо, море, которого я так и не увидел… И женщина, высокая, хрупкая, тонкая… У нее пухлые, зацелованные мной губы и сине-голубые глаза цвета моря.

Она улыбается, моя женщина, и тянет ко мне тонкие пальцы, вплетает их в волосы, смотрит в лицо.

И взгляд у нее неожиданно серьезный. А в глубине глаз цвета моря — печаль и ожидание неизбежного расставания…

Во сне я не собираюсь ее отпускать! Держу, с удовольствием ощущая белую нежную кожу под ладонями, тяну на себя, опрокидывая нас на светлый песок, пачкаясь в нем и смеясь от этого.

Солнце тропической Аргентины обливает своими лучами, и светлые волосы моей женщины пушатся нимбом.

— Я тебя люблю, — неожиданно легко произношу я слова, которые никогда никому не говорил, — люблю, дурочка. Почему ты убежала?

— Сам дурак, — смеется она, а в глазах — печаль. И понимание, что скоро будет финал всему. Мне хочется стереть из ее глаз это все, а потому не даю договорить, тяну на себя и целую.

Губы Эвиты на вкус соленые, как море, и сладкие, как нектар тропических цветов…

И почему-то верится, что это все будет наяву. Стоит лишь чуть-чуть поднапрячься…

* * *

— Бурин, выколупывайся уже из своей берлоги! Хоть воздуха свежего хлебнешь, — я смотрю на себя в зеркало, прикидывая, нормально ли так ходить по улице, с синяками на всю рожу, или нет? Есть вероятность, что загребут в первый же встреченный патруль, слишком рожа страшная. Уголовная какая-то. Отдохнул, блять… Бурин что-то злобное бормочет в трубку, но я настырный, как конский клещ, и он это знает. Если уж звоню и вытаскиваю наружу, то вытащится, никуда не денется, — давай, возле метро жду, там помнишь, пельменная? Да плевать мне, что ты пельмени не жрешь! Думаешь, я тебя кормить буду? Размечтался. Все, жду.

Отрубаюсь, не слушая прощального горестного вопля, скалюсь проверочно в зеркало, думая, бриться, или уже все, можно не мучиться, улучшая показатели.

Решаю, что душа вполне хватит.

Через полчаса уже сижу за столом в невзрачной пельменной и, в ожидании Бурина, наворачиваю огромную тарелищу вареников с картошкой и грибами. Они тут — самые лучшие в столице, это проверено миллион раз.

Ну и заодно мысленно выстраиваю в башке структуру разговора. Придется попрыгать, бляха муха.

Бурин — личность мерзкая, даже на мой не особо притязательный вкус. Бывший опер, он после одного дела как-то жестко свихнулся и двинулся на почве писательства. Проще говоря, бросил свою работу и заделался писателем криминальных романов с фантастическим уклоном. Или фантастических романов с криминальным уклоном… Не знаю, я его бредни не читал, может, потому и психику имею нормальную до сих пор. Хотя, одному белокурому ангелочку практически удалось мне ее нехило так шатнуть.

Бурин начал выкладываться на одном из сайтов самиздата, и там неожиданно его бредятина поперла, да так, что бабки прежнюю работу, да с надбавками и льготами, вообще ни в какое сравнение не шли с тем, что он сейчас имеет.

Мы с ним периодически общаемся, но не сказать, что часто, хотя знаем друг друга страшно подумать, сколько лет. Росли вместе, в одном дворе. И дрались без конца. А потом вместе гуляли и дрались уже с соседними дворами. Все как у всех.

Сейчас вообще раз в полгода созваниваемся, потому что некогда, потому что у меня куча работы всегда, а у Бурина — очередной роман или очередной экзистенциальный кризис. Если по-русски, запой.

Правда, он отрицает свою зависимость и жестко бьет по роже, когда я над этим ржу, и даже иногда попадает, потому что кмс по боксу просто так не пропьешь, но факт остается фактом — придурок он полный и окончательный, конечно.

Но полезный, потому что связей больше, чем у меня, причем, таких, на всех уровнях. То есть, и на легальных, и на нелегальных.

Потому и дернул я его сегодня, едва проспался после перелета.

Бурин появляется, уже когда я тарелку вареников практически приканчиваю.

Бухается напротив меня, смотрит на разукрашенную рожу, переводит взгляд на сбитые костяшки, кривится:

— Отдохнул, смотрю, душевно.

Я усмехаюсь:

— И тебе привет. Будешь чего-нибудь?

— Чего звал? — не ведется на прелюдию Бурин, сразу приступая к основному акту.

— Надо выяснить про одного человека… — делаю паузу, — женщину. Девушку.

Бурин еще больше кривит и без того кривую физиономию:

— Ты, Конь, вообще берега потерял со своим блядством. Какого хрена я буду тебе про твоих шлюх справки наводить? Сам не справляешься?

— Фильтруй, а? — миролюбиво отвечаю я, в принципе, вполне готовый к такой реакции. Бурин любит, чтоб его поупрашивали. Попрыгали возле него. Ну, мне не западло. К тому же, должок за ним, придурком. Хотя это будет последним аргументом. — У меня проблема, ты можешь помочь.