Моя чужая новая жизнь

Мы снова выиграли у времени небольшую отсрочку, но что будет завтра? Я чувствовал такое же отчаяние как в детстве, когда мне снился очередной кошмар, что я заблудился в лесу и не могу найти дорогу домой. Чертова война все больше и больше запутывала нас, отрезая малейший путь , саму возможность вернуться домой, а я не могу этого допустить. Пусть домой мне вернуться не суждено, но я должен вернуться к Рени. Перед моими глазами до сих пор стояло ее лицо, взгляд полный любви и отчаянной надежды. Я нашел в ее глазах все что искал, обрел целый мир и теперь боюсь потерять это все. Сердце тревожно сжалось — да, она сейчас в более безопасном месте, чем я, но ей нельзя оставаться рядом с Штейнбреннером. Слишком велика опасность разоблачения. К тому же насколько я знаю Ирма не уехала в Германию, а значит снова может попытаться распространять мерзкие слухи о ней.

— Дамы, советую не терять время и пользоваться моментом, — Кребс достал из вещьмешка банку тушенки и нож.

— Что он имеет в виду? — новобранцы недоуменно переглянулись.

— Пока затишье, нужно успеть пожрать и хотя бы пару часов поспать, — хмуро пояснил Шнайдер. Я тоже достал тушенку, хотя есть абсолютно не хотелось. Подкрепившись, парни немного повеселели.

— Чем это от тебя несет?

— Масло для волос. Матушка говорила, что если нет возможности помыться это защитит от вшей. Раздался взрыв хохота.

— Шнайдер, а помнишь Хольмана?

— Еще бы не помнить. Этот придурок решил приударить за Рени и сдуру вылил на себя весь флакон. Оно еще воняло какой-то сладкой дрянью. Так вот, просыпаемся мы однажды от дикого крика, а у него на голове сидит здоровенная крыса и слизывает это самое масло. Он с перепугу давай махать руками, а крыса со всей дури как цапнет его за ухо.

— Да ладно!

— Точно тебе говорю, но самое смешное что это чертово масло невозможно смыть сразу. Так что до конца зимы все крысы в окопе оставили нас в покое, переключившись на этого Хольмана… Ты куда? — Шнайдер посмотрел на меня.

— Сменю караульного, — все равно не смогу уснуть. Это не страх перед боем и не тревожное возбуждение, когда не находишь себе место перед каким-нибудь важным предстоявшим событием, нет. Напротив, я еще никогда не был так спокоен и собран. Больше никаких колебаний, я должен думать только о нас с Рени. Должен любой ценой выбраться живым, чтобы спасти ее. Чтобы снова ощутить ее в своих объятиях. Чтобы сдержать свое слово. Мне плевать на приказы, я прекрасно знаю что во время боя все пойдет по-другому и готов повести его по-своему. В тусклом свете фонаря я не сразу заметил Вильгельма.

— Ты был прав, — пробормотал он. — Война вытаскивает из нас самое плохое.

— Да, — устало пожал я плечами, — но это ничего не меняет. Завтра мы пойдем в очередной бессмысленный бой.

— Пока никого не останется.

— Да, — равнодушно подтвердил я. — Сколько людей ты потерял за эти два года? Бартель, Крейцер, Каспер, Вербински…

— Прекрати! — вскочил Вильгельм, сжимая кулаки. Я сам почувствовал такую злость, что готов был ударить его тоже.

— Это прекратится только когда закончится война! А она будет длиться до последнего немецкого солдата. Нас кинули словно скот на убой, поманив иллюзорными ценностями! Но даже после смерти нам не быть героями, потому что мы монстры! Ты прекрасно знаешь что творилось в Кричеве, да и не только там. Ты и меня замарал в этой грязи и сам стал монстром, несмотря на то, что лично не расстреливаешь евреев!

— Но ведь это не так…

— Говорю тебе, нет в этой войне никакого смысла! Бог давно нас покинул! Здесь нет ни одного генерала, которые с такой легкостью отдают приказы умирать за фюрера! Посмотри, здесь кучка напуганных детей! И уж, будь добр, и дальше вести их в бой потому что это твой долг!

Его рука потянулась ко мне, коснувшись плеча, но я сердито увернулся. Сейчас я был слишком зол на него. Раз уж ты так цеплялся за эти ложные идеалы и догмы долга и чести, братец, будь готов идти в этом до конца. А у меня отныне свой собственный путь.

****

За телеграфную станцию продолжались ожесточенные бои — и мы снова несли потери. Мы взяли под контроль весь квартал — откуда же все время берутся эти русские? По-видимому там внутри у них целый склад боеприпасов. А вот у нас такими темпами скоро и патроны закончатся.

— Герр лейтенант, осторожнее! — вскрикнул «философ». Я вскинул винтовку, но было уже поздно — красноармеец успел бросить гранату. Машину за которой прятались наши парни взрывом подняло в воздух.

— Вильгельм! — я бросился вперед и увидел как их разметало в стороны, да еще присыпало обломками стены. — Вильгельм!

— Стоять! — Шнайдер схватил меня за плечо и грубо отбросил назад. Я вскочил, пытаясь что-нибудь разглядеть в густых клочьях дыма и пыли, но Шнайдер снова сбил меня с ног.

— Пусти! — в отчаянии зарычал я, вырываясь из его железной хватки. Возможно Вильгельму еще можно помочь, а я ничего не могу сделать! — Успокойся, — навалился Шнайдер, продолжая меня удерживать. Я неотрывно смотрел вперед, но из груды обломков и тел не поднялся никто.