Моя

— О чём именно? — я невольно усмехнулась. — Не о чем говорить. Он меня не бил, голодом не морил, — горько рассмеялась. — Угрожал, да. Но дальше угроз дело не заходило. Максимум, что мог и делал, это запирал меня в комнате, не позволял общаться с подругой, и с очного обучения перевёл на дистанционное. Но сомневаюсь, что за это судят, сажают или лишают опеки. У нас ведь не Америка, в конце концов. По поводу детей… С Антошкой Стас себя вёл, как если бы это был действительно его родной сын. Артёмку не любил, но… в детдом не сдавал. Как оказалось. Это был спектакль для меня, — отвернулась ото всех. — Да и наши отношения изначально — просто сделка, которую Егоров исполнял, как нужно. В отличие от меня. Я сама провоцировала его на эти все угрозы и запреты. Мне было так проще его ненавидеть, — завершила свой краткий рассказ совсем тихо. — Если у вас нет конкретных вопросов, то можно я пойду, поем? — перевела тему.

Повисло молчание, а когда я посмотрела на Артёма, то вовсе вся сжалась.

— Можно, — проскрипел он не своим голосом. — Я к тебе присоединюсь через пару минут. Еда в холодильнике.

Я на это только кивнула и поспешила уйти.

Оказавшись на кухне, я остановилась возле окна, глядя на зимний сад за окном. Вокруг территории дома высились голые деревья, укрытые снежным покрывалом. Ветер качал ветки, вьюжил маленькие снежинки, закручивая их в спираль. А я смотрела на это прекрасное проявление природы и не ощущала ничего. Мне бы радоваться спасению, будущей свободе (если уж Артём взялся за это дело, то несомненно победит, я даже не сомневалась), но на деле ничего. Только холод на сердце и в душе. И тысяча сомнений.

— Ну, что с тобой, малыш? — раздалось печальное над ухом, а затем меня крепко обняли, обнимая со спины.

— Не знаю, — призналась я честно. — Просто я в последнее время не успеваю за происходящими событиями. И… мне до сих пор не верится, что ты меня выкрал. И мне страшно представить, как на это отреагирует Стас. Как я и сказала, он не делал мне зла, — прикрыла на мгновение глаза, а после продолжила признаваться во всём: — Это я. Это всё я, понимаешь? — обернулась к любимому, который хмурился. — В самом начале, после свадьбы, мы общались вполне себе по-дружески. Он помогал, как мог. А потом… я узнала, что беременна. От тебя. И во мне что-то перемкнуло. Это не он. Это я начала всё. Я стала закатывать скандалы. Отказывалась от его помощи. Постоянно была всем недовольна. Стас просто в какой-то момент не выдержал и принял мои условия игры. Начался шантаж. И я сама, Тём, кроме шантажа не признавала никакого другого между нами общения. Я сама провоцировала его на отрицательные поступки. Это всё я. Я не понимала до недавнего времени. Просто не замечала за собой этого. Стас ведь принял мою беременность по началу. Помогал мне переживать токсикоз. И…

— Тш… — перебил меня Артём, положив ладонь мне на рот.

Я же только сейчас заметила, что откровенно плачу.

— Успокойся, слышишь? Даже если это ты виновата, тебя можно понять. Во-первых, смерть родителей и проблемы с братом, во-вторых, навязанный брак, которого ты не желала, в-третьих, ранняя беременность, гормоны. Это просто нервы, малыш. Но это не отменяет того, что именно Стас позволил вашим отношениям перерасти в подобный абсурд. Всегда и всё можно решить мирным путём, стоит только захотеть. Егоров не захотел.

— Он сказал, что любит меня, — прошептала я растерянно.

— Это заметно, да, — холодно улыбнулся Акимов. — Но это не оправдание его действиям и поступкам. Он своим поведением только усугубил ситуацию. Вместо того, чтобы поддержать тебя в трудный период, он позволил тебе довести себя до нервного срыва и истощения. Предпочёл тебя ломать в угоду себе. И вот это уже не любовь. Любимых поддерживают всегда и во всём, а не унижают и не запирают в клетке, оправдывая это тем, что иначе они не могут общаться. Стас просто не захотел ничего менять, потому что ему так было удобней. Это эгоизм и трусость. И не смей винить себя за то, что у вас не сложилось общение, слышишь, Галь? Это. Не. Твоя. Вина. Поняла, да?

Весь холод, ещё недавно отражающийся в его глазах, пропал в считанные мгновения. Светло-карий взор потеплел настолько, что, казалось, настоящая древесная смола разлилась по краю зрачка.

— Кажется, — прошептала я, грустно улыбнувшись. — И за что ты мне только такой достался? Или правильней спросить, за что тебе такая, как я?

— Ну, за что тебе такой идеальный я — не знаю, а вот ты — моё наказание — это точно, — покивал он с умным видом.

Я рассмеялась. Впервые за долгое время по-настоящему и искренне рассмеялась.

— Ты неисправим, Акимов, — укорила его, обняв за талию. — Всё такой же самодовольный и самовлюблённый индюк.

Уткнулась в мужское плечо и принялась шумно вдыхать пряный аромат туалетной воды.

— У тебя другая была, — пробормотала я, наслаждаясь приятным запахом. — Но эта мне нравится больше.

В ответ меня до хруста рёбер стиснули в объятиях и поцеловали в макушку.

— Всё для тебя, медовая. Всё для тебя.

Я промолчала. Просто стояла и тихо наслаждалась близостью любимого человека.