Моя

— Я и не собирался тебя до такого доводить, — ласково погладил он мою щёку и грустно улыбнулся. — Но ты же мне постоянно закатывала истерики. Кричала, как ненавидишь меня. Или вовсе молчала и отворачивалась, не желая слушать и говорить. Так почему я должен был стараться, если ты сама всё это отвергала? Если понимала меня только через грубость и шантаж?

Голубые глаза смотрели на меня пытливо, а на их дне я впервые заметила оттенки боли. Такой же, что жила во мне. Более того, он был прав. В некоторой степени. Да только…

— Это не повод, Стас, вести себя, как последний подонок.

И снова смех. Всё такой же искусственный и злой.

— Наверное, ты права. Но почему я должен страдать один? — снова улыбнулся, но на этот раз настолько холодно и жестоко, что у меня мурашки от страха по спине побежали.

И да, я всё-таки отступила от него подальше. На всякий случай. Уж слишком ярко в чужих глазах пылала ненависть.

— И что дальше, Стас? Мы так и будем жить? Страдать от присутствия друг друга? Но ведь так неправильно. Друг без дружки мы можем быть по-настоящему счастливыми. К чему был этот брак? Почему было просто не помочь Антошке без него, если мог? Мы бы потом отдали тебе эти деньги...

На мои губы легла мужская ладонь, не позволяя договорить. А в затуманенном алкоголем взоре теперь отражалась лишь серьёзность и грусть.

— Потому что я люблю тебя, понимаешь? — прошептал Стас с печальной улыбкой. — Люблю, — схватил меня за плечи, чуть встряхнув, и прижал к себе. — Ты стала моим наваждением. С того самого мгновения, как впервые увидел тебя выходящую из подъезда твоей подруги в том алом платье и короткой чёрной куртке. Застряла вот здесь, — постучал себе по виску. — И сколько ни пытался забыть, не выходило. Думаешь, мне это нравится? Быть зависимым от тебя? От той, которой не нужен? Но и без тебя не могу. Твою мать, я бы мир бросил к твоим ногам, — снова сжал мои плечи, на этот раз до боли, — если бы ты только захотела. Если бы позволила. Но ты дальше своего носа не видишь и не чувствуешь. Замучила со своим Артёмом. Где он был эти полтора года, если у вас такая любовь? — встряхнул меня, как куклу, отчего я клацнула зубами, и шагнул в сторону выхода, вынуждая меня пятиться назад спиной. — Почему дал уйти? А ты? Почему ты ушла, если так любила? — сделал ещё шаг. — А хочешь знать, почему мы с тобой в такой ситуации? Хочешь? Да потому что я не мог тебе помочь иначе. Мой отец и дед никогда бы не согласились помочь кому-то за просто так. У всего есть цена, если ты ещё не поняла. И сейчас мы с тобой платим одну цену на двоих, — ухмыльнулся неожиданно горько, окончательно толкнув меня назад, отчего я уткнулась спиной в стену. — Поверь, я бы и так тебе помог, если бы мог, — снова скатился до шёпота, выставив обе руки с обеих сторон от моих плеч, обдавая запахом табака и алкоголя. — Но я не мог. Как не могла и ты не принять мои условия. Всё одновременно так просто и так сложно. Как я уже говорил, клетки бывают разными, маленькая моя, — склонился ниже, почти целуя, но тут же отстранился.

Меня ещё некоторое время прожигали нечитаемым взглядом, а после Егоров оттолкнулся от стены, забрал бутылку из моих ослабевших рук и вернулся обратно в кресло. Пить. Я же продолжала пребывать на прежнем месте, оглушённая подобным признанием.

И правда, всё одновременно так просто и так сложно…

— Что стоишь, молчишь? Всё? Сказать больше нечего? Да ты говори, не стесняйся, — со всем ехидством проговорил он. — Можешь начать с того, какой я подонок и зверь. Что не достоин ничьей любви и понимания. Что мои слова ничего не значат и не изменят. Что я конченный ублюдок, которому нравится издеваться над другими и смотреть на их страдания. И что ты там ещё думаешь обо мне? — рассмеялся в очередной раз и выпил прямо из горла. — Говори.

— Что говорить? Ты и так за меня уже всё сказал, — произнесла я негромко, отлепившись, наконец, от стены, и пошла на выход из кабинета. — Хотя, знаешь… Мне тебя жаль, — бросила напоследок вполне себе искренне, прикрывая дверь.

— Да пошла ты! — донеслось из закрытого помещения, а после о деревянное полотно ударилась, судя по звуку, бутылка, которая явно разбилась.

Невольно вздрогнула, поёжившись, и быстрым шагом направилась к лестнице, а затем в свою спальню. Стоило переосмыслить услышанное. И подумать, как на этом сыграть, если такое вообще возможно с Егоровым.

Артём

— Щедрый гад! — восхищённо протянула Олеська, осматривая обставленную всем необходимым комнату Артёмки.

Тут она была права. На следующий день, после передачи мне сына, Егоров прислал и его вещи с мебелью. Первым порывом было всё выкинуть, но тут уже вмешалась находившаяся в тот момент рядом Ксюша.

— Ребёнку будет проще адаптироваться в новом месте со старыми вещами.