Мой жизненный путь

В этот период я сблизился с Людвигом Якобовски[156], рано умершим поэтом. Основной душевный настрой этой личности был проникнут внутренним трагизмом. Судьбе было угодно сделать его евреем, и он очень тяжело переносил это. Он стоял во главе учреждения, которое под руководством одного свободомыслящего депутата заведовало обществом "Борьбы с антисемитизмом" и издавало его газету. Он был перегружен этой работой, постоянно причинявшей ему жгучую боль. Ибо изо дня в день она давала его душе представление о настроениях против его народа, которые и заставляли его так страдать.

Наряду с этим он развивал активную деятельность в области этнографии. Он собирал все, что было только возможно, закладывая фундамент для своей работы по становлению и развитию народностей начиная с древнейших времен. Очень интересны отдельные его статьи, свидетельствующие о глубоких познаниях в этой области. Они написаны в свойственном эпохе материалистическом духе, но, проживи он дольше, ему, несомненно, стали бы доступны и более духовные методы исследования.

Эта деятельность наложила печать и на его поэзию; ее нельзя назвать в полной мере самобытной, но стихи его исполнены глубоких человеческих чувств и сильных душевных переживаний. "Сияющие дни" — так он назвал сборник своих лирических стихотворений. Когда вдохновение дарило ему стихи, они были для него словно пропитанные духом солнечные дни в его полной трагизма жизни. Наряду со стихами он писал и романы. В "Еврее Вертере" оживает весь внутренний трагизм Людвига Якобовски. Его "Локи — роман одного бога" родился из германской мифологии. Характерная для этого романа задушевность — это прекрасное отражение любви поэта к народной мифологии.

Обозревая все то, что было создано Людвигом Якобовски, удивляешься той полноте, с какой он разрабатывал самые разные области своей деятельности. Кроме того, он поддерживал отношения со многими людьми и любил общество. Еще он издавал ежемесячный журнал "Гезелльшафт"[157], что, конечно же, совершенно перегружало его.

Он сгорал от жизни, к которой так страстно стремился, пытаясь преобразовать ее художественно.

Якобовски основал общество "Грядущие", членами которого стали литераторы, художники, ученые и просто люди, интересовавшиеся искусством. Раз в неделю устраивались собрания, на которых поэты читали свои стихи, проводились лекции, посвященные различным областям знания и жизни. Вечер завершался непринужденной беседой. Людвиг Якобовски был средоточием этого все увеличивающегося кружка. Все любили этого приветливого, переполненного идеями человека, прививавшего в этом обществе тонкий благородный юмор.

Он был вырван из всего этого преждевременной смертью, не дожив и до тридцати лет. Он скончался от менингита, который был следствием постоянного напряжения.

Мне оставалось только произнести надгробную речь для моего друга и отредактировать его литературное наследие.

Прекрасный памятник создала ему дружившая с ним поэтесса Мария Стона[158], издав книгу, в которой приняли участие многие его друзья.

Все в Людвиге Якобовски было достойно любви: его внутренний трагизм, стремление выбраться из него к своим "сияющим дням", его приверженность к бурной, беспокойной жизни. Воспоминания о нашей дружбе живут в моем сердце, и часто я с искренней преданностью оглядываюсь назад на время нашего недолгого общения.

Дружеские отношения сложились у меня в тот период и с Мартой Асмус, философски мыслящей дамой, однако сильно склонявшейся к материализму. Эта склонность смягчалась, впрочем, тем обстоятельством, что Марта Асмус свою жизнь полностью посвятила памяти своего рано умершего брата Пауля Асмуса, убежденного идеалиста.

Философ-отшельник, Пауль Асмус в последней трети XIX столетия вновь переживает философский идеализм гегелевской эпохи. Он пишет работу о "Я" и еще одну, посвященную индогерманским религиям. Обе в гегелевском стиле, но вполне самостоятельные по содержанию.

Этот интересный, давно ушедший из жизни человек стал мне очень близок благодаря его сестре Марте Асмус. Со своей склонной к духовному философией начала столетия он как метеор вспыхнул на фоне конца столетия.

Менее тесные, но все же на какое-то время значительные отношения завязались у меня с "Фридрихгагенами" — Бруно Вилле и Вильгельмом Бёльше[159]. Бруно Вилле является автором книги "Философия освобождения при помощи чистого средства". К моей "Философии свободы" имеет отношение только ее заглавие. Содержание ее лежит совсем в другой области. В широких кругах Бруно Вилле известен благодаря своим весьма значительным "Откровениям можжевелового дерева". Эта книга, отражающая его мировоззрение, написана под влиянием изумительного чувства природы и пронизана убеждением, что дух проявляется через все материальное бытие. Вильгельм Бёльше известен своими многочисленными научно-популярными сочинениями, чрезвычайно любимыми в самых широких кругах.