Так получилось, что через 11 лет после моего отъезда из Монголии по просьбе монгольской стороны министерством сельского хозяйства СССР был заключен контракт на три месяца, с ноября 1974 по январь 1975 года для моей работы в должности консультанта в Зунха-ринском научно-исследовательском институте сельского хозяйства, организованном на базе Зунхаринской сельскохозяйственной станции. Таким образом, после прибытия в Улан-Батор мы в ноябре 1974 года встретились с ним дважды, в министерстве сельского хозяйства МНР, где он работал в должности заместителя министра сельского хозяйства МНР, и второй раз в декабре в санатории, где он отдыхал, находясь в отпуске. Мы детально обсуждали автореферат диссертации и организацию самой её защиты. В этот период мы опубликовали с Гунгаа-доржем ряд научно-исследовательских статей в Международном сельскохозяйственном журнале и других изданиях.
Однако в январе 1975 года мне стало известно, что Шаравын Гун-гаадорж освобожден от должности заместителя министра сельского хозяйства МНР. Дело заключалось в следующем. Гунгаадорж уже несколько лет назад развёлся со своей первой женой и женился на разведённой женщине по имени Амгалан. Первая жена Гунгаадоржа никаких претензий к нему не предъявляла и быстро вышла замуж за другого, а вот бывший муж Амгалан стал писать письма в партийные органы с просьбами воссоединить его семью. В те времена в МНР, как и в СССР, очень следили за "моральным обликом" членов правящей партии. Как мне стало известно, член политбюро ЦК МНРП секретарь ЦК по сельскому хозяйству Жагварал около четырёх часов убеждал Гун-гаадоржа вернуться к семье и тогда он останется зам. министра, в противном случае ему придется оставить эту должность. Но Гунгаадорж стоял на своём, возвращаться к прежней жене отказался и, естественно, отказался от должности заместителя министра сельского хозяйства МНР.
Перед моим возвращением после завершения контракта, монгольские товарищи организовали мою встречу с зав. отделом сельского хозяйства ЦК МНРП. Встреча касалась проблем развития сельского хозяйства Монголии, была очень насыщенной, продолжалась более трёх часов и как-то так получилось, что вспомнили о Гунгаадорже. Я не удержался и откровенно высказал мнение, что за развитие овощеводства в Монголии Гунгаадорж заслуживал бы награждения его орденом Сухэ-Батура, а за то, что с первой женой воспитал шестерых детей и двух дочерей со второй женой, то уже за это его следовало бы наградить орденом Трудового Красного Знамени. Судя по реакции монгольских друзей, они были согласны с моей оценкой Ш. Гунгаа-доржа.
В программе работы контракта была запланирована 10-дневная командировка в один из госхозов Баян-Ульгийского аймака. В составе группы, кроме меня, был директор Зунхаринского института Лувсен Очирин Бадарч и ветеран монгольского земледелия, лауреат Государственной премии МНР товарищ Ульдзий. Вызвано это было тем, что госхоз по производству кормовых культур оказался в числе самых отсталых. Климатические условия здесь были такие, что сумма осадков за год составляла менее 300 мм. Мы привлекли к работе зав. сортоучастком, на котором проводилась оценка сортов кормовых культур за период с 1963 года, т.е. с момента организации Государственной комиссии по сортоиспытанию в МНР. В итоге мы разработали план мероприятий для этого госхоза с учётом накопленного опыта и в других госхозах Монголии, который оставили в госхозе, а также передали его в МСХ МНР. И надо же было такому случиться, что в этот самый удалённый госхоз был направлен "в ссылку" на должность директора госхоза Шаравын Гунгаадорж. Нужно отдать должное Гунгаадоржу, что он, исходя из научно-обоснованной программы действий, за два года вывел этот госхоз в число передовых госхозов страны.