Судьба моего отца сложилась несколько иначе. В период гражданской войны он был связным в партизанском отряде Щетинкина, воевавшем против колчаковцев, и в его обязанность входило при появлении колчаковцев срочно сообщать в партизанский отряд об их численности и местах пребывания. Когда колчаковцы заняли деревню Боровую, они сразу выставили охрану вокруг неё и запретили жителям деревни покидать свои дома. Тогда отец пошел на хитрость: отхлестал лучшего жеребца и открыл ворота, а когда жеребец выскочил за ворота, погнался с уздечкой за ним, как бы хотел его поймать и обуздать, и таким образом проскочил мимо охранников за пределы деревни. Охранники даже посочувствовали отцу и сделали попытку поймать его лошадь. Ну а отец, когда отбежал от охранников, быстро обуздал жеребца и по знакомой ему дороге и тропинкам доскакал до штаба партизанского отряда, передал все сведения о колчаковцах и глубокой ночью вернулся домой. Наутро у охранников возникло подозрение, и они нагрянули к дому провести обыск. Когда отец с матерью заметили, что к их дому направляются вооружённые колчаковцы, то они, долго не раздумывая, подбежали к колодцу во дворе, отец взялся за цепь с ведром, а мать стала раскручивать и опускать отца вниз, сруб колодца был деревянным, поэтому ногами можно было зацепляться за него. Когда отец достиг поверхности воды, он упёрся в сруб колодца и отпустил ведро с цепью, и мать быстро подняла цепь на вороте колодца и убежала в дом. Когда колчаковцы стали стучать в калитку и ворота с требованием открыть им, мать на руках с полуторагодовалой дочерью Аней выбежала на двор, открыла калитку, и первым был вопрос: где хозяин? Она ответила, что его нет дома, а где он сейчас ничего не знает. Тогда они обшарили все в доме, в сенях, в хозяйственных постройках и, не обнаружив отца, подвели мать к стенке амбара и заявили, что если она не скажет где он, то они её расстреляют. Мать твердила, что не знает, а сама прижала дочь к груди так, что если они будут её расстреливать, то чтобы и дочь погибла вместе с ней, а не осталась сиротой. Затем охранники что-то переговорили между собой, сказали, что пока оставляют её живой, но как только хозяин появится, то сразу пусть сообщит об этом, а если не сделает это, то тогда обязательно расстреляют её. Едва они ушли, мать быстро подбежала к колодцу и помогла отцу подняться наверх. Отец захватил охотничье ружьё и залез на чердак дома, ближе к чердачному окну, чтобы видеть, если будут приближаться колчаковцы, то принять бой. Однако у него была надежда, что партизанский отряд Щетинкина, получив сведения отца о расположении колчаковцев, постарается выбить их из деревни. Так и произошло, на рассвете партизаны окружили деревню, бесшумно сняли часовых и многих уничтожили, а оставшиеся отступили в тайгу, но оттуда их выбили местные жители вместе с партизанами.
После гражданской войны жизнь стала налаживаться. И если хозяйство отца по переписи 1916 года было отнесено к бедняцким, то к моменту коллективизации сельского хозяйства оно уже было отнесено к хозяйствам середняцкого типа. После вступления в коммуну "Восток", когда каждой семье для подсобного хозяйства было выделено по одной корове и 5 овцематок, к 1937 году поголовье личного подсобного хозяйства у отца уже составляло 2 дойных коровы, одной или двух тёлок или бычков крупного рогатого скота, 10 овцематок, двух свиней, а точного учёта количества кур (для получения яиц и куриного мяса) никто не вёл. Далее, поскольку у всех братьев и сестёр отца, как и его отца, а моего деда обязательно была пчелиная пасека, то общее количество пчелосемей, закладываемых отцом на зиму в подполье, составляло от 6 до 10 ульев. Кроме того, отец вместе с помощником (колхозником) обслуживал колхозную пасеку с более 150 ульев.
Хорошо запомнилось, как проходила сдача молока в счёт государственных поставок. На каждую корову в личном хозяйстве колхозника устанавливался план сдачи молока в 2000 литров при базовой жирности молока 3,2%. Хотя у коров местных сибирских пород жирность молока составляла 4% и более, приёмщики молока от молокозавода определяли процент жирности менее 3% и за счёт этого колхозники должны были дополнительно сверх 2000 литров молока сдавать за эти липовые проценты. Женщины-колхозницы были или безграмотные или малограмотные, с приборами по определению процента жирности молока дел не имели, и их, попросту, "надували".